MASH

7
За каждой докторской палаткой в 4077-м был закреплен корейский паренек, в чьи обязанности входило прибираться, следить за печкой, стирать, чистить обувь и прочие бытовые услуги. Называлась эта должность «домовод».
Само собой ясно, что в Болоте эта должность называлась «болотовод». Болотовода звали Хо-Джон. Он был высоким для корейца. Он был худ. Он был сообразителен. До войны он обучался в сеульской церковной школе. Был христианином и бегло объяснялся по-английски.
Хо-Джон был убежден в том, что на свете нет никого лучше Ястреба Пирса, Дюка Форреста, и Ловца Макинтайра. В отличие от других домоводов, Хо-Джону позволялось находиться в Болоте в его свободное время. Обитатели Болота помогали ему читать и писать по-английски, выписывали для него книжки из Штатов, и за каких-нибудь несколько месяцев дали пареньку приличное среднее образование. Ум Хо-Джона был как ловушка на медведя. Он крепко ухватывал все что попадалось на его пути. Когда доктора трепались в Болоте, он тихо сидел в углу и слушал. В особо напряженных ситуациях Обитатели Болота брали его в операционную санитаром.

Обитатели Болота были о Хо-Джоне такого же высокого мнения, как и он о них. К сожалению и вопреки стараниям подполковника Блэйка, который под давлением докторов из Болота пытался повлиять на решение Корейского правительства, на семнадцатый день рождения Хо-Джон был призван в ряды Корейской Армии. Отчаяние и несчастье заполнили Болото в день отъезда Хо-Джона. Обитатели Болота подарили ему одежду, деньги, сигареты и консервы. Ястреб лично взялся отвезти Хо-Джона в Сеул. Там они оба навестили семью Хо-Джона, живущую в грязном сарайчике на омерзительной улице. Реакция корейских родственников на щедрость американских докторов по отношению к их сыну была одновременно впечатляющей и жалкой.
Ястреб быстро ретировался. Он нашел Клуб Офицеров Военно-Воздушных сил, где долго и сердито пил, так и не добившись положительных эмоциональных результатов от крепкого военно-воздушного виски. Он думал, что больше никогда не увидит Хо-Джона. Он думал о Райско-Яблоневой Бухте, не понимая, как он мог раньше считать свое материальное положение и возможности ограниченными. По сравнению с Хо-Джоном, у него было всё.
Как оказалось, капитану Пирсу и Хо-Джону было суждено свидеться еще. Шесть недель спустя Хо-Джон вернулся к ним в форме солдата Армии Республики Корея. Форма была залита кровью, а глубоко в груди Хо-Джона сидел осколок снаряда.
В Двойном-Неразбавленном, как и в остальных мобильных госпиталях, всех раненых сначала быстро осматривали в приемном отделении, после чего наиболее серьезно пострадавших переводили в предоперационное отделение. Здесь проверялась группа крови, санитары и медсестры измеряли давление, начинали переливание, вставляли катетеры Фолея в мочевые пузыри и трубки Левина в желудки, развешивали рентгеновские снимки на проволоке у раскладушек пациентов.
Заступив на смену этим утром, Ястреб, Дюк и Ловец обнаружили, что предоперационная забита ранеными. Они обошли ряды коек, составляя план работы. Когда они подошли к последней койке, санитар отметил:
- Не повезло парню.
Ястреб взглянул на снимок. Глубоко в груди мальчишки застрял осколок снаряда.
- Этот твой, Ловец, - сказал он, - Я тебе помогу, а Дюк пусть поработает над раной живота вон там.
Затем капитан Пирс впервые взглянул на пациента.
- Боже! Это же Хо-Джон. – сказал он.
Ловец взглянул на мальчика.
- Д-да... Это Хо-Джон. Сейчас мы его заштопаем.
Хо-Джон открыл глаза. Он увидел своих друзей и улыбнулся.
- Все будет хорошо, - сказал ему санитар.
- Я знаю, - прошептал Хо-Джон. – Капитана Пирса и капитана Макинтайра мне помогут.
- Уж это - ты, верно, заметил, - сказал капитан Пирс. – Ты отдыхай, а мы придем, когда тебе вольют еще пинту крови.
Дюк уже почти занялся серьезнораненым в живот, когда друзья решили сказать и ему. Все трое вышли покурить.
- Что нам предстоит, Ловец? – спросил Ястреб.
- Ранен в правую сторону груди. Прошило как ракетой. Он потерял много крови. Боюсь, повреждено не только легкое. Слишком глубоко.
- Ловец, а помнишь, как мы представляли, что могло бы получиться из такого паренька, как Хо-Джон, будь у него шанс получить порядочное образование?
- Угу, - промычал Ловец.
- Если мы его вытянем, то я обещаю протолкнуть его в Андроскоггинский колледж.
- Мы его вытянем, аж прямо в Дартмутский, - сказал Ловец, жуя сигарету. – Если все чему он захочет научиться - это ловле раков, то этому он и тут с успехом научится.
Угрюмая пара хирургов отправилась работать над Хо-Джоном.
- Нам надо больше места, - сказал Ловец, - придется убрать шестое ребро.
- Хватит болтать, папаша, давай уже делай.

Они вскрыли плевру, вставили распорку для ребер, и осушили полость груди от крови. Пульс и давление Хо-Джона держались ровно. Ловец погрузил руку вглубь туда, где малая вена кава входит в правое предсердие. Он нащупал осколок.
- Нашел! Вот, сам посмотри, - сказал он.
Ястреб попробовал найти осколок.
- Я ничего не чувствую.
- Господи! – выдохнул Ловец и проверил.
- Что случилось?
- Должно быть, эта дрянь проскочила внутрь. Я не могу ее найти тоже.
- Не понимаю, - нервно сказал Ястреб.
- Должно быть, осколок сидел в вене каве, заблокировав собою отверстие. Когда я его щупал, видимо осколок освободился. Я не чувствую его в сердце. В правой пульмонарной артерии его тоже нет... Должно быть, он теперь в левой пульмонарной артерии.
- Что будем делать?
- Закрывать, делать рентген, и снова в бой - в другой день.
- О'кей, - грустно ответил Ястреб.
Рентген показал, что Ловец не ошибался. Осколок снаряда застрял в левой пульмонарной артерии. Три дня спустя Хо-Джон смог вставать, и был счастлив и горд тем, что был прооперирован двумя из трех его героев, абсолютно не догадываясь о том, как малы его шансы на выздоровление, и совершенно не беспокоясь об исходе предстоящей дополнительной операции.
Вытащить осколок из пульмонарной артерии сейчас не представляет особого труда, но немногие из хирургов в Корее были знакомы с техникой этой операции. Кардиоваскулярная хирургия была на ранней стадии развития, и такие процедуры обычно не выполнялись в палаточных условиях. Обычно пациентов с такими ранениями эвакуировали в Токио, но никто не мог серьезно подумать, что кто-либо на Дальнем Востоке в состоянии проделать такую операцию лучше, чем Ловец Джон. Подполковник Блэйк высказал было идею об эвакуации, но тут же затих, так как Ястреб посмотрел на него очень выразительно.
Угнетающая атмосфера стояла в Болоте всю неделю. Юмор иссяк. Неподобающие армии разгильдяйские выходки поутихли. Однажды вечером Ястреб пустил по кругу бутылку виски, почувствовав, что во имя повышения эффективности, им необходимо было что-то предпринять.
- Когда будем оперировать, Ловец? – спросил он.
- Второго июня.
- Почему второго июня?
- Я тогда Гарвард двумя бросками разгромил.
Ловец Джон не сказал более ни слова той ночью. Он лежал на своей койке, потягивал виски и пялился в потолок.
В то важное утро Хо-Джон уже лежал на операционном столе, выжидающе, но уверено глядя на Ужасного Джона. Ужасный Джон сказал: «Не волнуйся, Хо-Джон. Все будет хорошо».
Хо-Джон улыбнулся: «Я знаю, Капитана Блэка».
Ужасный Джон подал пентотал и кураре, и через три минуты вставил в трахею трубочку, через которую Хо-Джону предстояло дышать, пока над ним работали его друзья. После этого Хо-Джона повернули на правый бок, а Ловец Джон, с помощью Ястреба и Дюка, удалил пятое ребро. Сделав это, Ловец проник в полость плевры и без труда нашел осколок, застрявший в левой пульмонарной артерии. Вскрывая околосердечную сумку, он сделал сечения вокруг основания артерии и временно перетянул пуповинным жгутом участки выше и ниже осколка.
- Как он? – спросил Ловец Ужасного Джона.
- Все в порядке, - ответил Ужас. – Не отвлекайся.
Работа Ястреба заключалась в наложении перетяжки выше осколка, а Дюк сделал то же самое с другой стороны. Ловец вскрыл артерию, вынул осколок, и зашил отверстие артериальным шелком.
- Снимите жгуты, посмотрим где кровотечение, - сказал Ловец.
Ему пришлось наложить еще один шов, и кровотечение прекратилось.
- Как он там? – спросил Ловец анестезиолога.
- Отлично, - ободрил его Ужасный Джон.
Обитатели Болота посмотрели друг на друга, и Ловец заявил: - Пацаны, теперь можно и расслабиться.
Остаток дня был проведен в экстремальном расслаблении, и память о нем весьма размыта в мозгах переживших случившееся, включая Хо-Джона. Хо-Джон начал вставать, и вскоре вновь приступил к обязанностям болотовода, совершенствуя попутно свой английский. Он начал терять свою привычку вешать «а» на конец чуть ли ни всех слов. Он с рвением читал все, что ему доставали Обитатели Болота.
- Ну а теперь, - сказал однажды Ястреб, - я постараюсь зачислить его в Андроскоггинский колледж.
- Дартмутский, - поправил Ловец Джон.
- Нет, лучше в Джорджию, - заявил Дюк.
- Ребята, - настаивал Ястреб, - это может быть только Андроскоггин. Дартмутский университет слишком большой и дорогой. А в Андроскоггине он сможет начать помедленней, и ему уделят больше внимания. Если он так умен, как он думает, то в высшую лигу переберется попозже. Ну, а Джорджия - я не думаю, что подходящее для него место, даже если Клан уже и не содержит свое отделение на кампусе.
Обитатели Болота остановились на Андроскоггинском колледже.
- Ну, тогда я напишу декану, - сказал Ястреб, садясь за письмо. Он написал:
«Уважаемому Джеймсу Лоджу,
Декану Андроскоггинского Колледжа.
Андроскоггин, штат Мэйн.
Дорогой Доктор Лодж,
Теперь, спустя несколько лет, возможно, Вы и согласитесь прочитать мое письмо. Хотя я и припоминаю, что когда покидал Вас и направлялся в Армию в далеком 1943-м, вы не ощутили особого чувства потери. Армия США, известная своей безграничной мудростью, позволила мне получить медицинское образование, к которому я так хорошо подготовился в Андроскоггине.
Ныне я в Корее, работаю хирургом в Армейском Передвижном Госпитале. Но ближе к делу: здесь я хорошо познакомился с одним корейским парнем, которого хотел бы послать учиться в Андроскоггин. Вы отважились зачислить тогда меня. Раз Вы были на такое способны, то уверяю Вас, мой друг Хо-Джон достоин быть зачисленным в два раза быстрей меня. Он очень талантлив.
Я пишу это со всей серьезностью, на какую способен. Если вы согласитесь на это, пожалуйста, дайте знать: сколько это будет стоить, и я здесь постараюсь раздобыть средства.
Ваш бывший отличник,
Ястреб Пирс».
Ответ пришел через три недели.
«Дорогой Ястреб,
Как я, со своей Деканской памятью, смог бы Вас забыть. В моей работе перепадает и радостей, и передряг, и с Вашей помощью я натерпелся и того и другого.
Поэтому я прекрасно понимаю, что, идя Вам навстречу, я скоро заполучу какого-нибудь неграмотного семидесятилетнего беженца из колонии прокаженных. Невзирая на то, что за последние несколько лет у Вас был шанс хоть немного повзрослеть, я не питаю никаких иллюзий.
Должен отметить, что предложенное Вами завоевывает здесь все бОльшую популярность. Если Вы считаете, что Ваш парень в состоянии выдержать нагрузку на уровне колледжа, и сможете прислать его сюда, снабдив по тысяче долларов за каждый год обучения, то мы его зачислим. Прилагаю вступительную анкету для заполнения Хо-Джоном.
С уважением,
Джеймс Лодж,
Декан, Андроскоггинский Колледж»
- Ребят, - сказал Ястреб, - нам всё обойдется тыщ в пять-шесть, с учетом переезда и прочего.
- Я уверен, что мы найдем бабки, только не уверен как, - ответил Дюк.
Вошел Даго Красный. Он принес несколько фотографий обитателей Болота, снятых прошлой зимой. В то время у Ловца Джона была борода, и он носил на голове большой сноп нечесаных волос.
- О, гляньте-ка на волосатую обезьяну! – воскликнул Дюк.
- Не, - возразил Красный, - С таким худым аскетичным лицом и проницательными глазами он больше на Спасителя похож.
Взглянув еще раз, он перекрестился и отмел такую версию.
- Если Спаситель похож на это чудище, - сказал Дюк, - то я обращусь в буддизм.
- Дай сюда, - потянулся к фотографии Пирс.
Он присмотрелся. – Боже мой, действительно похож на Него! – согласился Ястреб и провалился в безмолвное раздумье.
Спустя некоторое время Ястреб сел на кровати, зажег сигарету и спросил: - Эй, Ловец, сколько тебе времени понадобится, чтобы снова такую же бороду отрастить?
- Недели две. А что ты придумал?
- Дык, где денег добыть для Хо-Джона…
- Каким же образом заросший бородой Янки поможет добыть денег для Хо-Джона? – спросил Дюк.
- Легко! Мы его сфоткаем, сделаем кучу копий, и продадим как фотографии настоящего Иисуса Христа, по доллару за каждую. Если это прокатит, он сможет еще и лично встретится с публикой пару раз.
Ловец смотрел заинтересованно.
- Я всегда думал, что мне в жизни многое удастся, - сказал он, - Но я не подозревал, что так быстро заберусь на самый верх.
- Все, я переезжаю в другую палатку, - рассердился Дюк, - Вы, придурки, накличете на мою голову проблемы.

- Погодите, ребят, не стоит этого делать, - запротестовал Даго Красный.
- Может и так, - ответил Ястреб, - но деньги-то нужны. Идея безумная, но в армии полно безумцев. Фото Ловца пойдет нарасхват. Многие купят, чтобы поржать или в качестве сувенира. Мы никому не навредим. И вообще, это все делается с благородными намерениями. Все, что нужно – это обдумать детали.
Через две недели борода отросла, фотография была снята, и с нее сделано семь тысяч копий. Ловец Джон два дня надписывал автографы. Даго Красный был в отчаянии. Доктора были готовы к действию. Военнослужажим нравились обитатели Болота, и они с удовольствием приобретали карточки с изображением Ловца Д. Иисус-Христоса Макинтайра, по доллару за копию.
- У нас целых две сотенных, - сказал Дюк, сбагривший за всего один день 200 копий. – Погнали в Сеул? Может, бросим на кон все двести и наварим в игре в кости?
- Черт с ним, - заявил Ястреб, - если завтра будет тихо, возьмем машину в автопарке и рванем по окрестностям.
В восемь утра обитатели Болота как следует позавтракали. Грузовик был получен. Под одеялами в кузове покоился заранее заказанный у сержанта снабжения большой крест. Там же под одеялами был спрятан и полуголый, обросший бородой, длинноволосый, с шерстью на груди Ловец. При нем имелись две дюжины банок пива и термос со льдом. В кабине лежали шесть тысяч восемьсот фотографий, с автографом «Иисус Христос».
Они колесили по постам сбора трупов, фронтовым медпунктам, артиллерийским отделениям и прочим подобным местам. Подъезжая к очередному пункту, они вздергивали крест, с привязанным к нему веревками в узнаваемой позе распятия Ловцом Джоном. Ястреб рулил. Нарезав пару кругов по очередному лагерю, он останавливался. На каждой остановке Ловец закатывал в молитве глаза к небу, а местный офицер выступал из толпы и выяснял: «Что здесь происходит?!»
- Взываем к состраданию, - объяснял Ястреб, - Собираем бабло, чтоб послать нашего домовода в колледж. Всего за доллар Вы можете приобрести настоящую фотографию и личный автограф Всевышнего… Ну, или почти что настоящую.
Торговля шла бойко. Никого не возмущало представление, до тех пор как они въехали в лагерь Миссисипских Национальных Защитников. К тому моменту, Ловец, бОльшую часть этого жаркого дня упрятаный под одеяла, употребил уже много пива. Несмотря на уже выпитое, ему было жарко и хотелось пить, когда он в очередной раз водрузился на крест. И пока Дюк всучивал фотографии желающим, Ястреб тайком дал ему потянуть пивка из холодной жести банки. Четверо Защитников, намеревающихся отколупнуть кусочки креста на сувениры, заметили это и возмутились. Возмущение передалось массам. Обитатели Болота поспешили удрать и вернулись в 4077-й подсчитать улов за день, который на радость всем измерялся тремя тысячами.
В тот вечер они решили поторопить Фортуну. Луна была яркой, что позволяло взлететь вертолету. Таким образом к делу были привлечены пилоты Воздушно-Спасательного эскадрона. Ястреб и Дюк с фотографиями в руках направлялись на джипе в условленные пункты, где было достаточное скопление служащих. Они объявляли о поступивших в продажу карточках, лично подписанных Иисусом Христом, точно рассчитывая время на восхваление товара. Как только рекламный треп заканчивался, они зажигали ослепительную фосфорную шашку, и появлялся вертолет. На висящем под вертолетом кресте распятый и подсвеченный жутковатым светом шашки, народу являлся тощий, заросший, полуголый, и к тому моменту окончательно одурманенный Ловец Джон.
Народу нравится любое добросовестное представление. Фотографии расхватывали. По возвращении на Болото в час ночи, прибыль снова была подсчитана. Они собрали шесть тысяч пятьсот долларов.
- Давайте на этом остановимся, - сказал Дюк, - Нам уже хватит.
На следующий день Ястреб оформил перевод пяти тысяч долларов своему отцу - Бенджамину Франклину Пирсу Старшему, с сопроводительной запиской:
«Дорогой отец,
Высылаю эти пять тысяч для моего друга Хо-Джона, чтобы он поступил в Андроскоггинский Колледж. Пожалуйста, присматривай за ним и за деньгами, до тех пор, пока я не вернусь домой,
Пока,
Ястреб»
В течение следующего месяца Ястреб получил два письма. Первое было от его отца:
«Дорогой Ястреб,
Я внес пять тысяч долларов в Порт-Валдовскую Фондовую Компанию на счет Хо-Джона. Не понимаю, почему ты шлешь какого-то иностранца в колледж, а мне предоставляешь заботу о выручении твоих братцев из тюрьмы. Я всегда призывал тебя хорошо учиться. И, вот смотри, что получилось. Твоего брата Джо посадили за вождение в пьяном виде. С мамой все хорошо.
Твой отец,
Бенджи Пирс»
Второе письмо было от Декана Андроскоггинского Колледжа, Доктора Джеймса Лоджа.
«Дорогой Ястреб,
Мы получили анкету Хо-Джона. Его аттестат выглядит отлично, хотя и несколько необычно. Письмо, прилагаемое с анкетой, было в особенности впечатляющим, и оказало должное влияние на наше решение его принять. Мое предположение, что письмо было написано за него Вами лично, вызвало хрюканье среди сотрудников факультета Английского языка, которые Вас хорошо помнят.
Вчера грузовик полный приманки для омаров, выезжая с территории кампуса, остановился прямо перед административным зданием. Джентльмен гигантских размеров, назвавшийся Вашим папой, вылез из машины и всучил нам тысячу долларов в счет платы за обучение Хо-Джона. Мы с ним истребили пинту виски «Старый Бэнтэм», которая при нем случайно оказалась. Сегодня мне плохо, а здание воняет лодкой для ловли омаров. Невзирая на это, мы с удовольствием ждем приезда Хо-Джона.
Всегда Ваш,
Джеймс Лодж,
Декан, Андроскоггинский Колледж»
В оставшиеся деньки Хо-Джону купили билет и одежду. 20-го августа 1952-го года, он завершил свои обязанности болотовода. 10-го сентября он прибыл в Андроскоггинский колледж. Вскоре после этого Ястреб гарантировал новым членам старого своего Братства , что школьное образование Хо-Джона включало в себя приготовление мартини и игру в кости, благодаря чему Братство приняло Хо-Джона в свои ряды.

---

Из ЖЖ Дмитрия Сысоева

...Так что православным важно беречься от общения с коммунистами. не есть с ними и тем более не дружить с ними. Они заражены проказой дьявола. И если они не раскаются в бесовской зависти, то и нас с вами они этим заразят.

...А когда цитируют Зиновьева, что целили в коммунизм, а попали в Россию, то это его ошибка. Во что христиане целили, в то и попали. СССР - антиРоссия. Он и рухнул. А Церковь встала на его развалинах.

...Бог дал нам спасение в день Преображения Господня. когда по молитвам преп. Серафима СССР развалился в три дня и не нашлось ему помощников. Я помню наши ощущения во время перенесения мощей в Дивеево. Среди лета мы пели Пасху, и казалось, что скоро будет нам свобода. И так и произошло. Бог освободил нас, и империя зла рухнула так, как будто ее и не было.

...Власти Бог не поручал заниматься образованием своих сограждан. Власть учения дана только священству и отцам в семье. Поэтому создание системы государственного образования противоречит воле Творца.

...Образование должно быть только церковным. Нехристианское образование заведомо разрушительно и должно быть разрушено. Именно в нехристианском образовании и находится корень нынешнего духовного и государственного кризиса. Думаю, что не случайно в 90-тых годах кара Божия упала именно на учителей и врачей. Первые убивали души, а вторые (через аборты) - тела людей.

…Да, я убежден, что именно Бог послал в СССР немцев, что кстати предсказывали многие новомученики. Для народов есть наказание, и есть кара… Для очень многих убитых война была Божией местью за невинную кровь. И потому мученики и молились Богу об отомщении, что иначе правда была бы растоптана. Интересно, что дела мучеников показывают, что при аресте в деревне требовалось свидетельство доносчиков. Обычно это были председатели колхозов, секретари парторганизаций и бригадиры. Именно этих людей на оккупированных территориях и расстреливали немцы. Что это как не месть Бога, сказавшего "Мне отомщения и Я воздам"?... Надо учиться не кричать псевдопатриотические лозунги, а учиться на ошибках предков. Да, 26,5 млн. погибших - результат действия правосудия Божия.

...А что касается позиции в отношении СССР, то поляки тут конечно правы на 200 %. Более мерзкого и богоненавистного государства чем СССР почти и не было в мировой истории. И любой нормальный человек, вне зависимости от национальности будет только радоваться тому, что это зло уже прошло.

...Именно советская система образования, которую почему-то так хвалят, погубила и губит до сих пор большинство граждан нашей страны. Мы анализировали причину того, что почти все мужское население нашей страны старше 30-40 лет практически неверующие. Причина именно в том, что их разум был развращен всей советской системой воспитания и образования. Все советские фильмы (особенно "высоконравственные"), все советские книги, вся система образования были направленны именно на создание безбожного человека с безбожной же системой нравственности. Те люди, которые серьезно восприняли дьявольский обман коммунистической морали, оказались не способными к покаянию. В результате все "праведные люди" СССР, все эти фальшивые герои после смерти оказались в аду. К этому подтолкнула их советская школа и советская "моральная" пропаганда.

@настроение: Собаке - собачья смерть!

---

MASH

6
Доктора 4077-го отводили много времени обсуждению троицы из Болота. При упоминании имени Дюка, основная масса соглашалась, что, пожалуй, из всех троих он был самым приятным в общении. Неоспоримое хирургическое мастерство ловца Джона принесло ему заслуженное уважение. Зато мнение о Ястребе Пирсе сильно разделялось.
Человеком, который более всех ненавидел Пирса, был капитан Фрэнк Бёрнс. На это у него были веские причины. Ястреб Пирс его доводил. Капитан Бёрнс был начальником одной их смен, а Ястреб – начальником другой. Иногда график работы нарушался. Время одной смены наползало на другую, и личный контакт был неизбежен. Чем чаще они встречались, тем больше ненавидели друг друга.
Франк Бёрнс родился в семье лекаря, и стал хирургом в небольшом городе штата Индиана. После года стажировки по династийному признаку он три года до призыва проработал с отцом. У него были две машины и дом стоимостью в тридцать пять тысяч.
Те же три года Ястреб Пирс провел практикантом без зарплаты, полагаясь на заработки жены и свои выигрыши в покер в больнице. По мнению Ястреба, Фрэнк Бёрнс, невзирая на техническую компетентность, редко думал и был изрядной сволочью. По мнению Фрэнка Бернса, Ястреб был неотесанным мужланом, который не понимал, что обучение хирургии у мало что в ней смыслящего родителя все равно в тысячу раз лучше, чем формальное образование на курсах в госпитале.
Капитан Бернс, рожденный в достатке, привыкший к собственному авторитету, был строгим начальником своей смены. Его раздражали добровольцы-срочники. Как минимум раз в неделю ему необходимо было нажаловаться Блэйку на подчиненного, уличая последнего в разгильдяйстве. В такие моменты капитан Пирс вставал на защиту рядовых, что всегда делал успешно. Это бесило Бернса, и однажды он подошел к Ястребу для выяснения отношений.
- Фрэнк, - сказал Ястреб, - Ты – вонючка. Я еще не знаю, что я с тобой сделаю, но когда-нибудь я найду решение. Советую топать отседа, ложиться в кровать, и считать вместо овечек свои дивиденды. Не стоит ускорять моё решение на твой счет к собственному твоему сожалению.
Фрэнк тут же побежал к подполковнику Блэйку и нажаловался. Блэйк появился в Болоте.
- Пирс, - спросил он, - Тебя что-нибудь беспокоит?
- Как Вам сказать, - начал Пирс, - Однажды скаут из Носков осмотрев меня, сказал, что по нормам Большой Лиги я способен лишь на слабый бросок мяча…
- Господи, - сказал Генри, - Да ты - действительно придурок. В любом случае, отстань от Бернса. Я знаю твое о нем мнение, но у нас хирурги на дороге не валяются. Если не оставишь его в покое – задницу надеру.
- Слушаюсь, Мой Повелитель! – покорился Ястреб, выскакивающему из палатки Генри.
Тем же вечером Ястреб встретился на дежурстве с Фрэнком.
- Эй, Фрэнк! – сказал он, - мой младший братик вышел из тюряги. Я написал ему, чтобы он сгонял в Индиану и сжег твой домик стоимостью в тридцать пять тысяч.
И снова Фрэнк побежал ябедничать Блэйку, который только утром уговаривал Пирса.
- Пирс, ты чего, спятил? – потребовал объяснений Генри.
- Не понял? – спросил Пирс, уже забывший о случившемся.
- Мне сказали, что твой брат намеревается сжечь дом Фрэнка.
- Который из братьев? Их у меня шесть.
- Который только что из тюрьмы вышел.
- Ну, Боже мой, Генри, разве я могу за ними уследить отсюда? Это может быть любой из них. Они в тюрьме по очереди сидят! Не волнуйся. Ни один из них, даже при попутном ветре, не в состоянии найти Индиану.
Когда под давлением Генри и для собственной передышки Пирс прекращал издеваться над капитаном Бернсом, от лица срочнослужащих за Фрэнка принимался Дюк Форрест. В этот раз он отстаивал рядового Лорензо Буна - главного болвана Двойного-Неразбавленного.
За свои девятнадцать лет рядовой Бун мало, что видел в своей жизни, и пока еще не был замечен в чем-либо полезном. Казалось, он ничего не может сделать правильно. Видимо потому его назначили на должность третьего ассистента управляющего по смене и чистке уток в послеоперационной палате. Несмотря на тугодумие, он старался. С каждым днем он справлялся с обязанностями всё лучше и лучше.
Со временем рядового Буна поставили следить за количеством потребляемой и выделяемой жидкости у более серьезных пациентов. Задача была несложной. Многие пациенты получали жидкость только внутривенно. Почти у всех стояли катетеры мочевого пузыря. Так что особого труда измерить объем мочеиспускания не требовалось. Согласно медицинским традициям, рядовой Бун должен был измерить этот объем в кубических сантиметрах. Сокращенно - «КС», которых в литре ровно ОДНА ТЫСЯЧА.

Спустя несколько дней записанные рядовым Буном цифры вызвали подозрение. Согласно его данным, несколько пациентов потребили только один, два, а, в крайнем случае – четыре или пять кубических сантиметров жидкости за двадцать четыре часа, а мочеиспускания вообще не было записано. Расследование показало, что в понимании Буна «КС» означало «кофейные стаканы», но это разъяснение не привело к улучшению его деятельности.
Спустя некоторое время капитан Бернс заболел. Его скрутило так, что он три дня не покидал свою палатку, и, хотя природу его недуга установить не смогли, его источниками считались следующие:
Капитан Бернс страдал от известных отмазок докторов: если его пациент умирал, то он это либо (1) – по воле Божьей, либо (2) по какой-то другой причине. Однажды он провел шесть долгих часов, оперируя серьезно раненого солдата, который был в глубоком шоке в течение всей операции. Полчаса спустя пациент умер в послеоперационной. Перед кончиной солдата стошнило, и он начал захлебываться блевотиной. Рядовой Бун по собственной инициативе, быстро принес прибор для откачивания жидкости.
Прибор не функционировал. Впрочем, как и пациент. В этот момент появился капитан Бернс.
- Бун! – воскликнул он, наблюдая бесплодные усилия рядового, - Ты убил моего пациента!
Рядовой Бун побелел. Он тихо ушел в темный угол и заплакал. Капитан сказал ему, что он убил человека. А капитан – доктор, а доктор знает всё.
Дюк Форрест присутствовал при этом.
– Фрэнк, - обратился он к капитану Бернсу, - можно с Вами, эт-та, поговорить на улице?
Корейские ночи темны. Нередко не видно даже собственной вытянутой перед лицом руки. Так и Капитан Бернс не заметил ни руки, сломавшей ему нос и рассекшей губу, ни колена, согнувшего его в весьма болезненное положение на три последующих дня.
Ловцу Джону выпало быть следующим в очереди посчитаться с капитаном Бернсом. Это было связано с кардиомассажем. Кардиомассаж заключается в сжатии руками остановившегося сердца. Это делается через наскоро прорезанное отверстие в груди, зачастую при напрасной надежде, что сердцебиение возобновится и пациент поправится. Процесс осуществляется путем сдавливания и расслабления сердца пальцами руки, воссоздающими ритм и частоту нормального сердцебиения. А капитан Бернс, бесспорно, был лидирующим кардиомассажистом в Дальневосточном командовании.
Однажды утром за завтраком Ловец Джон Макинтайр выбросил быстрый правый хук в адрес челюсти Фрэнка, а тот повалился на песочный пол, как заколотый бычок. За последний месяц это был уже второй случай, в котором один из обитателей Болота заехал в морду Франку. Если первый случай прошел без свидетелей, то здесь все случилось на людях. Вот уж в который раз разгневанный Генри появился на пороге Болота.
Стоя над раскладушкой, в которой валялся и потягивал пиво Ловец, Генри прорычал свой обычный вопрос.
- Да что с вами, в самом деле?!
- Вот и я не знаю, Генри, - ответил Ловец. – По слухам, он смог подняться. Видимо, теряю в силе.
Ловец повернулся на бок, игнорируя Генри.
- Генри, хочешь, я тебе все объясню? – вызвался Ястреб.
- Еще бы!
- Ну, вот ты помнишь, как мы все были заняты вчера утром? Самое легкая операция была на пареньке, которому правое бедро разорвало осколком. Фрэнк решил разобраться с ним побыстрее, чтобы приступить к другим раненым. Как обычно, он не подумал. Он взял паренька с давлением в восемьдесят на пятьдесят, приказал начать анестезию, и полез ковыряться в бедре. Оказалось, у парня разорвало бедренную артерию, и он потерял много крови. Сердце остановилось, и Фрэнк полез его размять. Оно забилось вновь, кровотечение остановили и начали вливание крови. К середине дня раненый вроде бы пошел на поправку. Но когда наша смена заступила, парень опять был в шоке. Им занялся Ловец, так как, похоже, началось кровотечение в груди, раскромсанной Фрэнком. Ловец стабилизировал и поднял давление, и снова вскрыл грудь, чтобы остановить кровотечение.
- Теперь с парнем будет все в порядке, - добавил Ястреб, - Но из-за того, что скотина-Бернс проигнорировал несколько основных принципов, мальчишка чуть не умер. Вместо того, чтобы пинать себя из вины за почти потерянного пациента, Фрэнк вышагивает героем, потому как он сделал хороший кардиомассаж. Вот потому Ловец и накормил его бутербродом из костяшек пальцев.
На самом деле только фамм-фаталь смогла более-менее установить мир в 4077-м. Её звали Майор Маргарет Халиген - новая Старшая Медсестра, и одним июньским деньком она появилась – правда, не из ракушки, как Венера Боттичелли, а из вертолета. Она была высока, утонченна, блондиниста. Ягодка опять, одним словом. У нее была изящная фигура. Она вообще целиком прекрасно выглядела для женщины сорока лет.

В течение положенных суток по прибытию, майор Халиген сделала все возможное, чтобы переговорить о проблемах медсестер с начальником каждой из смен. Капитан Бернс был в накрахмаленной военной форме и в наилучшем расположении духа, что не помешало ему пожаловаться на неадекватность некоторых медсестер и внести предложения по улучшению их работы. Майор нашла, что она полна хороших впечатлений от капитана Бернса.
Обратные чувства вызвал капитан Пирс. Она застала его в столовой, одетым в грязную форму, за поздним завтраком. Она представилась, и Ястреб предложил присоединиться к нему на чашку кофе.
- Капитан Пирс, - начала майор Халиген, - я наблюдала за ходом ночной смены, и должна заметить – впечатление от медсестер удручающее. А как вы относитесь к ситуации с сестрами?
- Майор, - ответил Ястреб, - У нас командная работа. Я отвечаю за свою команду. В ней участвуют и доктора, и медсестры, и санитары. Мы уже шесть месяцев вместе - практически без перемены персонала. Я всеми доволен.
- Надо же, - заметила она, - а вот капитан Бернс совсем недоволен.
- О, мама! – сказал Ястреб, - капитан Бернс – придурок, и если Вы этого еще не заметили, то Вы...
Майор Халиген резко поднялась.
- Удивительно, - спросила она, - как только таким людям как Вы доверяют столь ответственные должности в Армейском медицинском Корпусе?!
- Лапочка, - ответил Ястреб, - если бы я это знал, меня бы здесь точно не было.
- Все понятно, капитан, - сказала майор Халиген. – Похоже, мы с Вами не сойдемся характерами. Ну что ж… Независимо от этого, хочу чтобы Вы знали: я буду всячески стремиться к сотрудничеству на благо общего дела.
- Майор, - улыбнулся Ястреб, - тогда вы согласитесь на еще одну чашку кофе?
Она присела с неохотой и продолжила разговор. Поскольку она была очень расстроена, Ястреб взялся объяснить положение дел.
- Майор, понаблюдайте за обеими сменами. Обратите внимание на то, какая из них выполняет больше работы и с меньшими оплошностями. Обратите внимание, сколько людей в каждой смене работают с радостью, а сколько – из-под палки.
- Я заметила, что и срочники, и медсестры называют Вас «Ястреб».
- Меня так зовут.
- Такая фамильярность недопустима, - декларировала майор Халиген, - и вредит эффективности такой организации, как госпиталь.
- Ну, что Вам сказать, - вставая и продвигаясь к выходу, заявил Ястреб, - Я, пожалуй, пропущу пару раз виски, и завалюсь спать. Очевидно, что Вы – женский вариант обыкновенного Клоуна Регулярных Войск. Не трогайте меня и мою шайку, и между нами будет мир и согласие. Привет и до следующих встреч.
Оказавшись столь бесцеремонно опущенной капитаном Пирсом, майор Халиген потребовала разрешения конфликта у командующего. И эта встреча закончилась плохо. Подполковник Блэйк, к своему несчастью дал ей выговориться и сообщил, что скорее отделается от капитана Бернса, нежели от капитана Пирса, но не может себе позволить потерять ни того, ни другого.
Майор Халиген окончательно расстроилась, но не выносила окончательного приговора целую неделю. Спустя неделю, она окончательно убедилась в том, что обитатели Болота, и, в частности, Пирс, оказывают дурное влияние на подполковника, да и на весь лагерь. Зато капитан Бёрнс, как она заметила за это время, был хирургом-виртуозом. Кроме того, его поведение было военным; его форма и выправка были военными; он был, на ее взгляд, офицером, джентльменом, и хирургом.
Очевидное продолжало обходить ее стороной. Уже несколько месяцев смена капитана Бернса оказывалась в сложных и неприятных ситуациях. Её члены, мучаясь сомнениями, обращались за помощью не к Бернсу, а к обитателям Болота. В результате, подполковник Блэйк решил-таки ввести должность главного хирурга, в которую – помимо обычной нагрузки, входило ассистирование любой из смен в особо сложных случаях. Все в подразделении, за исключением, конечно же, капитана Бернса и майора Халиген, считали Ловца Джона единственным кандидатом на эту должность. Ему она и досталась.
Услышав решение подполковника, и убедившись, что командующий двинулся разумом, майор Халиген пригласила капитана Бернса в свою палатку на военный совет. Она предложила ему выпить. Он объяснял ей трагедию передачи работы госпиталя во власть недоумка, и, поскольку она была согласна с ним, он стал превозносить её проницательность. Затем, они составили донос за её подписью генералу Хаммонду в Сеуле. Но генерал донос так никогда и не получил, так как Ястреб договорился с почтовым клерком, чтобы тот проверял всю исходящую корреспонденцию. После этого майор предложила Фрэнку выпить еще, а Фрэнк обнял её и поцеловал. Потом они неохотно направились в столовую, так как настало время ужина.
В Болоте, тем временем, вечеринка в честь новоиспеченного Главного Хирурга шла полным ходом. Приглашенных было много. В пять-тридцать кто-то заметил (и его поддержали все присутствующие), что Главного Хирурга надобно чествовать с бОльшим уважением. Ловцу это понравилось, и он заказал собственную коронацию и перенос на руках в столовую силами туземцев.

Сложность заключалась в том, что короны практически не встречаются в корейских дебрях, а корейские вольнонаемные отказались исполнять роль туземцев, сославшись на то, что ни под чем таким не подписывались. Вместо этого пришлось липкой лентой приклеить к голове ловца утку, а Ястреб, Дюк, Ужасный Джон, и Безбольный Поляк подцепили раскладушку, на которой отдыхал свежекоронованный Главный Хирург, и потащили ее в столовку, сопровождаемые свитой собравшихся гостей.
- Слушайте все! – объявил ужинающим Дюк, - Пред вами - ваш новый Главный Хирург. Он был только что коронован, так что, эт-та, пожалуйте почести.
И тогда члены свиты и двора главного Хирурга грянули песню:
Славься Король и Начальник всех хирургов,
Где королева, твоя душой и телом?

- Вот именно, - лениво ответил Ловец с раскладушки, - А кто это вон там?
Он указал перстом в глубь столовки. Там, сидя отдельно от всех и, выражая глубочайшее отвращение, находились майор Халиген и капитан Бернс.
- Кто, вот эти, Ваше Высочество? – спросил Ястреб, - да это птичница и свинопас.
- Свинопас не подходит, - заявил Ловец, - но птичница мне может и понравится.
Майор Халиген и капитан Бернс удалились утешить друг друга, и составить план мести. Они удалились в её палатку, и планировали ответный удар до 1:30 ночи. По крайней мере, так доложил Радар на следующее утро.
Обитатели Болота уже завтракали, когда в столовую вошли Майор Халиген и капитан Бернс. Когда они проходили возле их стола, глядя строго вперед, Дюк заговорил.
- Здарова, Фрэнк, - сказал он.
- Как жизнь, Горячие Губки? – обратился Главный Хирург к Старшей Медсестре. – Теперь, раз я Главный, мы с тобой просто обязаны это сделать.
Фрэнк остановился, повернулся, и сделал угрожающий шаг в сторону Болотников.
- Присоединяйся, Фрэнк, раз тебе хочется, - пригласил Ястреб, - Сегодня превосходный денек, чтобы топтать курочек.
Капитан Бернс счел лучшим провести майора Халиген к дальнему столику. Но его момент наступил тем же вечером, когда он и Ястреб оказались в подсобке рядом с операционной, где подавали кофе. Ястреб только что налил себе кружку, сел и закурил, потягивая кофе. В этот момент к кофейнику подошел капитан Бернс.
- Эй, Фрэнк, - сказал Ястреб, - та курятина, которую ты топчешь – ничего?
- Еще одно слово, - взорвался Фрэнк, - И я прибью тебя!
- Ну и прибивай, - ответил Ястреб.
В этот момент вошел подполковник Блэйк, и увидел всё, что ему было нужно. Он увидел капитана Пирса, мирно сидящего за кружкой кофе и сигаретой. Он увидел капитана Бернса, в противоположном конце комнаты, поднимающего тяжелый кофейник и швыряющего его в увернувшегося капитана Пирса. Потом он увидел, что капитан Бернс последовал за кофейником и накинулся на Ястреба с кулаками. Ястреб, заметив подполковника, лишь закрывал голову руками и кричал.
- Генри! – молил он. – Спаси меня, Генри, Он сошел с ума!
На следующий день капитана Бернса перевели в госпиталь в Штатах. Хотя обитатели Болота и торжествовали, подполковник был угрюм. Он пришел поделиться своими проблемами в Болото.
- О’кей, - сказал он, - вы выиграли очередной раунд - выжили Бернса. Мне было пофигу, если он трахал Горячие Губки. Я повторю - если, в чем я сомневаюсь. Но вам все мало. Я просто хочу вам сказать – я знаю как вы все подстроили. Он был козлом, не спорю, но он был нам нужен. Теперь его нет, а виноваты вы.
- Генри, - сказал Ястреб, - Христа ради, присядь и расслабься. Никому такие, как он, не нужны. Ты все напрягаешься о количестве персонала. Этот клоун создавал больше работы, чем выполнял. Без него лучше.
- Может быть, - вздохнул Генри, - Не знаю...
- Генри, - спросил Дюк, - а если я тоже трахну Горячие Губки и поколочу Ястреба Пирса, можно меня ты меня тоже домой отправишь?

---

MASH

5
Капитан Уолтер Коскиуско Валдовски, уроженец Хамтрамка, что в Мичигане, и по совместительству офицер-дантист 4077-го МЭШ, был очень хорошим зубным. Он заботился о бивнях сотен вояк, многие из которых предпочли бы штурмовать бункер голыми руками, нежели идти к зубному. Он чинил треснутые челюсти и выдирал зубы с ловкостью, которую редко удается наблюдать даже дома. Факт что его должны называть Добрый Поляк был настолько очевиден, что никто не мог присвоить себе авторских прав на эту кличку.
Добрый Поляк командовал единственной по-настоящему популярной зубоврачебной клиникой во владениях Дальневосточного Командования. По крайней мере – уж точно во всей Корее. В этой клинике был самый настоящий стол для покера. Еще там был небольшой переносной бильярдный столик, проигрыватель, огромный запас пива и других необходимых легко-переносимых вещей, а так же одно зубоврачебное кресло. Иногда в особо напряженной для военных хирургов ситуации, вечная, непрерываемая игра в покер останавливалась на несколько часов. Это было редким событием, так как даже в дни сильной загруженности операционной, игра, тем не менее, продолжалась. Игроки могли меняться каждые пятнадцать минут, но кто-то всегда был за столом. Кто-то приходил расслабиться, чтобы заснуть. Кто-то – наоборот, чтобы проснуться. В любое время играли и пациенты: либо ожидающие возвращения Поляка из операционной; либо уже с вырванными зубами, коротающие время в ожидании пока остановится кровотечение. Другие игроки сползались отовсюду, зная что всегда найдут игру в Покерной Доброго Поляка и его Зубоврачебной Клинике.
Вследствие этого, капитан Валдовски был хорошо известен даже за пределами лагеря, и уж конечно был самым популярным человеком внутри его. В отличии от других докторов, он уже имел частную практику до призыва на фронт. В отличии от других докторов, он обеспечивал свою жизнь. Такое благополучное состояние дел было практически непостижимо для разума многих его теперешних коллег. Ему нравились все, и он редко находился вне компании.
Его самое большое хобби и интерес, кроме управления Покерной и Зубоврачебной Клиникой, были женщины. Как холостяку, ему было просто предписано природой и судьбой ударять сразу за всеми медсестрами лагеря, и покровительствовать Сеульским базарам телесных утех, но он не обращал на них внимания, как игрок Большой Лиги игнорировал бы приглашение на бейсбольную игру на школьном дворе. Дома, в Хамтрамаке, судя по его рассказам, он был рекордсменом Большой Лиги. В данное время, если ему не изменяла память, он был помолвлен как минимум с тремя юными красавицами. И хотя такой трёп обычен в любой военной организации и сразу принимается за выдумки, его похождения и победы списать на воображение не удавалось даже самым убежденным скептикам...
Добрый Поляк был одарен несомненно самым большим инструментом во всем Армейском Зубоврачебном Корпусе США. Он был владельцем и эксплуататором Гордости Хамтрамака. Офицеры и рядовые со всего окололагерного пространства часто посещали 4077-й, якобы с целью попользоваться душевой, а на самом деле – в надежде, что им посчастливится воззреть на ИНСТРУМЕНТ. Ассистент Доктора Валдовски, к слову сказать, значительно увеличил размер своей скудной зарплаты за счет поставки информации войскам о намерениях капитана принять ванну. В душевой офицеры и простой люд с выпученными глазами и восхищением рассматривали Гордость.

А однажды некий капрал из Миссиссиппи выразился за всех:
- Я бы, что угодно отдал, чтобы увидеть ЭТО сердитым!
К сожалению, примерно раз в месяц Добрый Поляк винтом впадал в депрессию, длившуюся не менее двадцати четырех часов, и редко более трех дней. Нормальные для Клиники действа продолжались, но вот когда его заставляли работать, Уолт просто лежал в своей койке и пялился в стенку. Радар О’Рэйли, конечно же, за несколько дней мог предсказать приближение таких эпизодов депрессии, так что клиенты Клиники были предупреждены. Но однажды Ястребу выпало первым оповестить лагерь о самом серьезном приступе капитана Валдовски.
В тот день Ястреб проработал без остановки двенадцать часов, и сделав дело смело отправился в душевую. Он медленно разделся, выронив стетоскоп из заднего кармана камуфляжных штанов, и повесил его на гвоздь вместе с портками. Он встал под душ, наслаждаясь его теплом, расслабился и размечтался о Райско-Яблоневой Бухте. Вернувшись в реальность, он подошел к лавке, на которой оставил свою одёжку. Он обнаружил Доброго Поляка , сидящим на ней. Единственной его одеждой был стетоскоп Ястреба и встревоженное выражение лица. Он вслушивался, прикладывая стетоскоп к Гордости Хамтрамака.
- Что случилось, Уолт? – спросил Ястреб.
- По-моему, он умер, - печально ответил Уолт, и в трансе отправился под душ с все еще торчащим из ушей стетоскопом.
Тем же вечером Добрый Поляк вошел в Болото и присел на койку. Ему налили, и он совершенно равнодушно выпил.
- Думаю, вам, ребята, следует знать, - начал он свое заявление.
- Знать что?
- Что я собираюсь покончить жизнь самоубийством.
Наступил момент молчания. В конце концов Ловец дотянулся со своей койки и сжал руку Уолта.
- Нам будет тебя не хватать, - сказал он, - Надеюсь, тебе на новом месте понравится.
- Эй, Уолт, завещай-ка мне свой проигрыватель? – попросил Дюк.
- На когда назначено отправление? – поинтересовался Ястреб. – Ты бы Генри предупредил хоть заранее, чтобы он тебе замену начал искать.
В течение всего допроса Добрый Поляк сидел отрешенно и не пытался отвечать.
- А ты каким способом отбываешь? – продолжил Ловец. – Из 45-го промеж глаз, или как-то более утонченно?
- Я, собственно, об этом и хотел спросить, - наконец промолвил Уолт. – Может, вы чего посоветуете?
- Ссорок пятым, эт-та, запросто и надежно, - ответил Дюк, – Безотказно… Только вот довольно грязно. Может, лучше черную капсулу?
- А что это?
- Верное средство, притом легко и даже приятно, - объяснил Ястреб. Выпьешь пару коктейлей, сглотнешь капсулу… В следующий момент ты уже слушаешь божественный хор, распевающий Победный Марш Хамтраковской Общеобразовательной Школы.
- А у вас есть эти черные капсулы?
- Для такого хорошего пацана как ты, - заявил Дюк – провалимся, но найдем, раз уж ты на эт-та решился.
- Да, я решился. Мне только нужно завещание составить. Дюк, можешь рассчитывать на проигрыватель. Я закрываю Клинику завтра утром. И тогда завтра вечером... того. Вы приходите. Выпьем, и я съем черную капсулу. Или две.
Добрый Поляк вышел. За ним последовал Ястреб.
- Смените меня через три часа, - проинструктировал он соболотников на выходе. – Придется следить за этим чудиком, пока это не кончится.
На следующее утро о намерениях Уолта узнал и Генри. Он сильно переживал, и строил планы эвакуации Поляка, зачем и пришел в Болото.
- А что с ним, черт возьми, случилось-то? И почему на меня сваливаются все главные сумасброды со всей нашей Армии? Где мне теперь нового зубного найти?
Ловец был в Зубной Клинике в качестве сиделки, а Дюк и Ястреб отговаривали Генри от его планов эвакуации.
- Вам, эт-та, не надо его отсылать, Генри, - заявил Дюк, - Он от этого оправится.
- Боже, Генри, - поддержал Ястреб – Если ты его спровадишь, то какой-нибудь псих терапевт его электрошоком тряхнет пару раз, да и отправит в другую часть. Мы электричеством его и тут вылечим.
- Нет уж, ребята, - возразил Генри. - Тут дело серьезное. Если он сбрендил от работы, мне конца лекций не услышать.
- Генри, не мне тебе говорить, - продолжил Ястреб, - о великой чести, оказываемой нашему заведению присутствием Гордости. Более того, Гордость является сильнейшей рекламой, когда либо выпавшей на долю военной душевой палатки. Ты же понимаешь что наш персонал и войска со всех окрестностей приходят манимые созерцанием Гордости Хамтрамака, и таким образом они стали самыми отмытыми солдатами в Корее. Генри, во имя санитаризации и персональной гигиены, дай нам сроку в двадцать четыре часа, чтобы вылечить Доброго Валдовски.
- Да, Генри, - подключился Дюк, - Дай нам, пожалуйста, сроку...
- Ваше безумие заразно, и я тоже рехнулся, раз уж позволяю вам его лечить. Валяйте, лечите, только выпустите меня отсюда! – проорал он, уходя.
- Ну и как мы его собираемся излечить? – спросил Ястреб у Дюка.
- Проще простого, сказал Дюк, - Как и обещано, найдем ему какую-нить черную капсулу, натолкаем в нее штук пятнадцать гранул амитола, напоим его и дадим её проглотить. Думаю, когда он проснется - все будет в порядке.
- Тогда лучше бензедрин или что-нибудь на подхвате держать, на случай если он долго не просыпаться будет.
- Ну да, наверное.
- Только надо бы поторжественней все организовать. Лучше уже сейчас этим заняться. Начнем с подготовки Даго Красного.
Они просеменили к палатке капеллана, зашли и вскрыли две банки пива.
- Как Ваши овцы, несчастный святоша? – спросил Ястреб, - Что там от Папы слыхать?
- Зачем пожаловали, развратники?
- Мы Вас… эт-та, пришли на последний ужин пригласить, - объяснил Дюк.
- Добрый Поляк , - продолжил Ястреб, - собрался на тот свет в районе одиннадцати вечера, и выразил желание перед путешествием преломить хлеб и разделить вино со своими друзьями и корефанами. Он так же высказал просьбу, чтобы несчастный святоша Мулкахи пришел готовый произвести последнее причастие согласно обрядам Церкви Трясущих Чётками. А то он боится что в последнее время без особого воодушевления относился к Церкви, вот и хочет чтоб Вы ему чуток полозья смазали.
- Ну что мне сделать, чтоб вы меня оставили в покое? Что вы мелете? – слабо запротестовал Даго.
- На полном серьезе, Красный, - ответил Ястреб, - Добрый решил встать на вечный причал. А мы не хотим, чтоб его услали, потому что он хороший, он нам нравится, и он нам еще нужен. И надеемся ему мозги вправить, только нужна Ваша помощь.
- А что от меня требуется-то?

- Именно то, что мы и говорим. Приходи, поужинаем, выпьем немного, потом ты поколдуешь в точности так как обычно это делаешь, и самое главное – спокойно относись ко всему, что увидишь или услышишь.
- О'кей. В этом случае я вам доверяю, - согласился Отец Мулкахи. – Только молюсь о том, чтобы Начальник в Риме не прослышал об этом.
- Черта с два я ему расскажу! – пообещал Ястреб.
После этого они пошли к сержанту снабжения и заказали сборку гроба.
- Вы кого замочить собрались? – спросил сержант.
- Никого. Нам для Доброго Поляка нужно. Он собрался сам себя порешить.
- Так нельзя! – запротестовал сержант.
- С чего бы?
- У нас навалом дантистов, но только одна Гордость Хамтрамака!
- Ну и что?
- Что - «Ну и что»?! Гордость принадлежит миру! Вы должны его остановить!
- Не боись. Мы ему не дадим. Ты Радара не видел?
- Радар в Сеул уехал. За кровью. К вечеру вернется. А зачем он вам?
- Он тоже может понадобиться. Скажи ему, чтобы в Болото шёл как только вернется.
Капсулу изготовили в фармакологическом отделении. Затем парочка промаршировала в столовую, где нашла прославленного шеф-повара Сержанта Мама-Дорогая. Мама-Дорогая был негритянским парнишкой из Бруклина, за свою военную карьеру прославивший себя различными достижениями, далеко не все из которых – кулинарные. Он представлялся президентом Манхэттэнской Компании Уцененных Монументов и Памятников. Вооружившись фотооткрытками и впечатляющими бумагами, подразумевающими владение различными общественными зданиями, статуями и парками, он месяцами вел выгодный бизнес торговлей недвижимости. Кстати, всего за пару дней до визита Ястреба и Дюка, он загнал Бруклинский Ботанический Сад белобрысому рядовому из Миссиссиппи за двести долларов.
- Блин, - спрашивал его менее изощренный товарищ по камбузу, - как тебе это удалось?
- А чё, - делился опытом Мама-Дорогая, - проще простого! Этот лох еще бы и Бруклинский мост купил, но утверждал что неоднократно слышал от родственников, что его дедушка уже давным-давно его купил.
- Мама, - сказал ему теперь Ястреб, - Хочешь получить Медаль Лауреата Кавалеров д’Эскуффие Франции?
- Ага, - ответил Мама. – А что это?
- Это золотая медаль, - пояснил Ястреб.
- Классно.
- В Париже каждый год вручают, - продолжал Ястреб, - мужчине, избранному Лучшим Поваром Года.
- А я как в списки кандидатов попаду? – спросил Мама.
- Путем приготовления сегодняшним вечером особенно роскошного...
- О нет, - заявил Мама – Я на заказ не работаю. Это не по уставу. По уставу я должен готовить три раза в день...
- Мама-Дорогая, тебе нравится капитан Валдовски? – спросил Ястреб.
- Конечно. Я его за кое что вообще очень сильно уважаю.
После этой реплики и благословляющего кивка Дюка Ястреб обрушил на Маму душещипательную информацию об умственном и эмоциональном состоянии Доброго Поляка , и, заламывая руки, воззвал о помощи. Когда он завершил, Мама-Дорогая был готов участвовать в спасении Гордости Хамтрамака.
Тем вечером Игра в Клинике приостановилась, а покерное и бильярдное оборудование, включая зубоврачебное кресло, были вынесены. Из столовой притащили два длинных стола, зажгли свечи, и обитатели Болота начали хозяйничать за импровизированным баром. Гости – доктора, пилоты вертолетов, простые служаки уже начали теплеть, но Добрый Валдовски грустно сидел в углу и почти не реагировал на прощальные пожелания от друзей и почитателей.
Ровно в полночь подали Последний Ужин, роскошь которого удивила 4077-й в первый и последний раз. Отчасти это была заслуга вдохновленного Мамы-Дорогой, а также удачной засады против Канадского грузовика снабжения, осуществленной несколькими часами ранее. Как результат, копченый лосось Гаспэ сменился гороховым супом, затем жареным мясом, нарезанным ломтиками индивидуально заказанной толщины, с тремя овощами, зеленым салатом, десертом «Печёная Аляска», чаем-кофе, Драмбуи и сигарами «Антонио и Клеопатра».
Добрый Поляк пил мало и без удовольствия, но Дюк следил чтоб его коктейли имели высокий градус. Добрый кушал без аппетита, и по завершении ужина, когда гости по очереди вставали и произносили в его адрес короткую речь, почти уже не замечал ни тостов, ни добрых пожеланий.
Когда речи кончились, внесли гроб. Он был выстелен одеялами и снабжен тремя новыми колодами карт, коробкой покерных фишек, бутылкой Скотча, несколькими мелкими зубоврачебными инструментами, и тремя фотокарточками невест Валдовски. Добрый вдруг проявил интерес к происходящему.
- Что это? – спросил он.
- Эт-та… вот, гроб тебе, значит. – проинформировал Дюк.
- Но я же еще не умер.
- Ну да. Но ты все-таки не такой уж легкий, - объяснил Ястреб, - Мы тебя таскать замучимся, после того как ты черную капсулу съешь. Мы решили, ты в гроб заберешься, и там ее проглотишь. Сам подумай – так намного удобней ведь.
Добрый покосился с недоверием.
- Эй, Добрый, - крикнул кто-то, - Как думаешь, тебя куда возьмут: наверх или вниз?
- Я попросил Отца Мулкахи договориться с кем надо, - ответил тот, оглянувшись на Даго Красного.
- Красный, у тебя там все по-прежнему схвачено? – спросил Ловец Джон. – Не напутают там ничего? А то Добрый передумает.
- Я не передумаю, - огрызнулся Добрый Поляк .
Отец Мулкахи совершил искусный обряд последнего причастия. Он старался вовсю, и по завершению тщательного колдовства толпа одобрительно зашумела.
- Красиво работает, - заметил Дюк.
Когда Добрый собирался лезть в гроб и проглотить капсулу, Ловец и Ястреб стали нервно поглядывать на дверь. Внезапно она распахнулась, и влетел встревоженный и запыхавшийся Радар О’Рэйли. Глотая воздух он завопил:
- Подождите!!!
- В чем дело? – спросил Ястреб.
- Я только что узнал! – вопил Радар – Колдовство не поможет, и Добрый свалится обратно!
Тихий ропот недовольства раздался над головами. Все повернулись к Отцу Мулкахи.
- В чем дело, Красный? – спросил Ловец, - Теряешь квалификацию?
- Отставить инкриминацию, - распорядился Ястреб, - Продолжаем!
Он вдруг извлек парашют, а один из пилотов помог надеть его на Валдовски. Доброго к этому времени уже развезло.
- Я не хочу прыгать с парашютом, - обижался он, - это вредно, я могу погибнуть.
- Это уж точно, - успокаивал его Ястреб, - Давай, залезай уже. Время на взлет.
Укомплектованный парашютом, Добрый влез в гроб. Он кинул в рот черную капсулу и запил порцией виски. Через пять минут он был в Стране Сновидений.
Ловец Джон подошел, неся в руках голубой бант. Прочно, но просторно завязал его вокруг Гордости Хамтрамака, после чего возобновилась игра в покер. Периодически один из обитателей Болота подходил проверить пульс, дыхание и давление Валдовски.

Один раз, когда Добрый показался уж слишком глубоко уснувшим, ему вкололи маленькую дозу стимулирующего. На рассвете он начал подавать признаки скорого пробуждения. Его вынули из гроба и перетащили к ожидающему на площадке за предоперационной вертолету Пятого Воздушно-Спасательного Эскадрона. Достигнув высоты около пятидесяти футов над поляной, Доброму вкололи лошадиную дозу бензедрина и свесили на веревке с вертолета. Парашют открыли. Внизу собрались спасатели с натянутым одеялом. Пилот обрезал веревку, и Добрый, под радостные хлопки встречающих, грохнулся со своим парашютом с восьми футов прямо в одеяло.
Пока его распутывали из парашюта, Валдовски тер глаза и удивленно озирался.
- Что тут происходит, пацаны?
- Сами удивляемся, - ответил Ястреб. – Айда на Болото.
- Ты сухо выглядишь, - заметил Ловец, протягивая ему банку пива.
- Я щас приду, - сказал капитан Валдовски, проглотив содержимое банки в три глотка.
Вернувшись, Добрый сиял от гордости и удовольствия, размахивая голубуй лентой .
- Ребят, я не знаю, где меня черти носили, но где бы то ни было, я там первое место занял! Срежемся в покер?

---

MASH

4
Через несколько недель после идентификации капитана Джона Макинтайра, как Ловца Джона, ситуация в лагере утряслась и пошла рутина. В течение двенадцатичасовых смен доктора иногда работали до изнурения, иногда гоняли мух, но чаще всего работали где-то между этими крайностями.
Основная масса раненых поступала круглые сутки из фронтовых медпунктов на машинах скорой помощи, за исключением наиболее серьезных раненых - доставляемых на вертолете. Это означало, что наиболее тяжелые ранения поступали обычно днем, так как вертолеты не летали ночами. Дежурных ночной смены, проработавших с 9 вечера до четырех утра и уже прибравших за собой операционную, можно было увидеть в едва просачивавшемся в долину утреннем свете, вытягивающими шеи на север, заглядывающими за минное поле и реку с её железнодорожным мостом. Они всею душой надеялись, что из туманной дымки не материализуются вдруг вертолеты.

Когда раненых было много, расписание смен игнорировалось, и каждый работал пока мог соображать и действовать. До тех пор пока буквально не валился с ног. Поверженные усталостью, доктора отползали поспать несколько часов, и возвращались на рабочее место. Когда же на фронте наступало относительное спокойствие – как правило, зимой и ранней весной - в лагере вдруг появлялось свободное время и исчезали идеи: что с ним делать?
Палатка Номер Шесть, жилище Форреста, Пирса и Макинтайра, стала центром социальной активности. Палатку прозвали «Болото», частью от того, что она напоминала облюбованные привидениями руины посреди какой-нибудь трясины, частью от того, что Пирс, будучи студентом колледжа, не был в состоянии платить за комнату в общежитии, и проживал рядом с территорией колледжа в сарайчике, которую одноклассники прозвали Болотом. Красные большие буквы –БОЛОТО- были нарисованы на двери Номер Шесть.
Коктейльный час на Болоте начинался в 4 дня. В это время обычно просыпалась ночная смена и заглядывала в Болото на пару стаканчиков перед ужином. В это же время дневная смена, если уже нечего было делать, могла расслабиться. Коктейли делались из гораздо более качественных сортов выпивки, чем большинство участников могло себе позволить дома. Любимым напитком был мартини, разливаемый до краев в обычные стаканы для воды.
Частым посетителем вечеринок в Болоте был лагерный католический капеллан - Отец Джон Патрик Мулкахи, уроженец Сан-Диего и бывшей Мэринолл Миссии. Он был худ, выглядел вечно голодным, крючконосым, рыжеволосым, а в глазах обитателей Болота он был единственным и неповторимым.
Обитатели Болота не были рьяными почитателями какой-либо из религий. Ястреб утверждал, что его растили прилежным баптистом, но в последнюю минуту у него сдали нервы. Дюк слыл омывающим ноги баптистом, а Ловец Джон – бывшим сторонником римской католической церкви, давно сдавшим свои наколенники в утиль. Дюк присвоил священнику кличку «Даго Красное », а последний принял ее, совершенно не обижаясь.
До армии, Даго Красное прожил пять лет в Китае, и семь лет на вершине горы в Боливии. Его контакты были ограничены. С появлением Дюка, Ястреба и Ловца Джона, у него появился стимул разговаривать на различные темы, включая политику, хирургию, грехи, бейсбол, литературу и даже религию. Даго Красный сочетал в себе достоинство своей профессии с мудростью, пониманием и человеколюбием простого миссионера, способного относиться с терпением даже к обитателям Болота. Он стал практически одним из них.
Однажды в два часа ночи в операционной Ястреб и Ловец Джон сражались и проигрывали битву за жизнь одного парнишки, которому прострелили и грудь, и живот. Невзирая на то, что кровотечение было под контролем, и свежая кровь своевременно вливалась, пациент, чья брюшина десять часов заражалась утечкой из разорванной прямой кишки, уходил во все более глубокий шок.
- Думаю стоит послать за Даго Красное, - сказал Ястреб.
- Позовите Даго, - приказал Ловец Джон.
Санитар побежал. Священник появился в считанные минуты.
- Чем могу вам помочь, друзья? – спросил Отец.
- Поколдуй над ним напоследок, - сказал Ястреб. – Ему недолго осталось.
Отец Мулкахи свершил полагающийся умирающему последний обряд. Вдруг прямо после этого давление пациента подскочило от нулевого до 100, пульс убавился до 90, а позже пациент совсем выздоровел.
После этого случая Даго Красное часто звали «поколдовать». Для обитателей Болота говорили об этом в шутку, но когда ситуация действительно становилась серьезной, никто не хотел обходиться без «колдовства».
С точки зрения Даго все его действия были совершенно серьезными. Многие бессонные ночи он провел колдуя или вливая пиво, виски, кофе напополам с утешением в расстроенных хирургов, чьим пациентам его колдовство не помогло, или пока еще не подействовало.
Все это делалось с лучшими намерениями, но несколько раздражало Дюка Форреста. Протестантские убеждения были в нем сильны, а от такого тесного соседства с аккредитованным представителем оппозиции его иногда тошнило.
- Вы-ы… эт-та, Даго, трясете чётками весьма эффективно, - сказал он однажды вечером, - но, как знать, может и любой из моих парней может делать это с таким же успехом, а?
- Я в этом уверен, - спокойно ответил Даго.
- Я те вот чо скажу, - сказал Дюк, - В следующий раз если надобность будет, я попрошу Трясучку Сэмми поколдовать.
Трясучка Сэмми был протестантским капелланом. Его обитель находилась в инженерном подразделении - дальше по дороге. Его прозвали Трясучкой Сэмми потому, что он просто обожал жать и трясти всем руки. Как только он приезжал в госпиталь – тут же начинал жать всем руки, и уже не останавливался. В одно прекрасное утро люди, чьи руки уже были пожаты Трясучкой на въезде в лагерь, стали маневрировать, чтобы снова и снова появиться на его пути. Трясучка Сэмми пробыл в лагере два часа, и за это время пожал руки триста раз у пятидесяти человек.
Невзирая на кучу предупреждений, Трясучка так же не мог избавиться от дурной привычки писать письма домой за раненых солдат, не интересуясь степенью и местом их ранения. Однажды, еще до того как Дюк смог его пригласить поколдовать, Сэмми написал письмо за парня, умершего два часа спустя. В письме он написал матери солдата, что все хорошо, и он скоро вернется домой. Он совершенно не поинтересовался состоянием пациента. Медсестра, случайно видевшая письмо, рассказала об этом Дюку и Ястребу. Они вывели Трясучку Сэмми из госпиталя, проводили его подальше, и прострелили все четыре колеса его джипа. Это надолго отвадило Трясучку Сэмми от лагеря.
- Да, похоже, придется соглашаться на услуги вашего язычника с чётками – сказал в тот день Дюк, - может, удастся его обратить?
Дискуссия на тему переобращения была прервана прилетом вертолета двумя серьезно раненными бойцами. Осмотр входного отверстия пули, вспухший живот и серьезная степень шока предполагали, что пуля пробила отверстие в малой вене кава правого предсердия, или даже в брюшной аорте. Поскольку малая вена кава и брюшная аорта отводят и поставляют кровь в нижнюю часть тела, шансов на выживание у бойца было весьма мало.
Ястреб, Дюк и Ловец сразу же приступили к работе: начали вливать кровь, дали пациенту Левофед для поднятия давления. Была бы возможность – они бы подождали, пока его состояние стабилизируется, но времени не было совершенно.
Ужасный Джон Блэк – анестезиолог - вставил трубочку в трахею, что позволило ему подавать и контролировать анестезию. Ястреб Пирс вооружился скальпелем, и они приступили. Доктора перевязали вену кава гораздо быстрее, чем это было принято на гражданке. Ястреб всадил огромную иглу в аорту, чтобы качать кровь из основного источника.
- Тащите сюда Даго, быстро, - крикнул он в первую подходящую секунду.
Отец Мулкахи уже входил в операционную.
- Чем помочь, ребята? – спросил он.
- Всем своим умением и Крестом; простым текстом или с наворотами. Главное - старайся! – ответил Ястреб.

Благодаря постоянному вливанию крови и действию Левофеда, из хаоса и отчаянья медленно стала зарождаться надежда. Настоящему чуду сильно помогли юность и мощь пациента, быстрая и ловкая хирургия, виртуозное и эффективное употребление Креста Даго Красным.
У Дюка и Ястреба в следующую субботу был выходной, и они приняли на грудь несколько больше рекомендуемого.
- Нам чото надо для Даго Красного сделать... – заявил Дюк – Ну, что-нибудь, чтоб показать, что мы ценим все его колдовство, махание чётками и мастерское обращение с Крестом.
- Безусловно, - ответил Ястреб – Ты что-нибудь придумал?
- Не-а, ниче пока не пришло в башку, но душа требует чего-то впечатляющего.
- Может, кого в жертву принесем?
- Ястреб! Ты, энта, просто настоящий гений. Айда за Трясучкой Сэмми!
- Мудрый выбор, - ответил Ястреб – давай, нарой нам джип, а я разыщу Ловца.
Через считанные мгновенья они уже считали ухабы в темноте по дороге к инженерному корпусу, где затаился Трясучка Сэмми. Его взяли тепленьким во сне, связали, заткнули кляпом, и бросили на заднее сидение джипа.
В шесть часов воскресного утра, когда Даго Красное появился у капелланской палатки с целью свершить раннюю Мессу, его глазам предстало ужасное видение: он увидел крест. Привязанным к кресту висел его протестантский коллега - Трясучка Сэмми. Вокруг него на земле была набросана куча соломы и прочего воспламеняющегося мусора, в том числе пара матрасов. На матрасах валялись капитаны Пирс, Форрест, и Макинтайр.
- Что здесь происходит? – спросил святой отец Джон Патрик Мулкахи.
- Мы обязаны это сделать! – икнул Ловец Джон.
- Вы все пьяны! – возмутился священник.
- Дык, мы всего чуток выпили – промычал Дюк.
- А ну-ка, прекратите все это, а то вам попадет, - сказал священник и заметил в руке Дюка бутылку – А ну, дай сюда бутылку, Дюк!
- Там вовсе не выпивка, Красненький, - заявил Дюк показав на кусок тряпки, которым было заткнуто горлышко.
– Я, - продолжил он, - председатель Комитета Огненного Креста, а эта хрень – коктейль Молотова.
- Это в честь тебя, Даго, - объявил Ястреб – встань чуть подальше и наслаждайся зрелищем. Время пришло!
Он поднял канистру с бензином и вылил содержимое на мусор, окружавший Трясучку Сэмми, и на него самого тоже. К этому моменту начала сползаться толпа. Толпа сонная, несоображающая, но уже проявляющая интерес.
- Доктор Джон Франсис Ксевиер Макинтайр произнесет заупокойную, - продолжал объявлять Ястреб, - ну, или как там оно называется...
- Дважды-три, зажигается мусор... – заголосил Ловец, - Сэмми скоро увидит Иисуса!
Хотя сразу несколько человек бросились к Дюку, он все же умудрился поджечь фитиль на коктейле Молотова, и швырнул его в погребальный костер Трясучки. Сэмми заорал, а обитатели Болота дали дёру в сторону своей палатки. Толпа кинулась к костру, а фитиль на Молотове пошкварчал и потух.
Наливая в три стакана, Ястреб подытожил: «Нет вы представьте себе: они действительно подумали что мы этого козла бензином облили. А вообще, после того письма (а Бог его знает, сколько он таких написал!) – стоило бы».
- По-моему, мы влипли, - заметил Ловец, - такое дерьмо легко с рук не сходит.
- Обычно нет, - ответил Ястреб, - но в этом случае нас пронесет.
- С чего бы? – поинтересовался Дюк.
- Потому что в семь часов три канадских подразделения планируют штурм холма 55. Когда они начнут - тут все будет забито ранеными. Лично я под арестом работать не собираюсь.
- Хто так сказал? – спросил Ловец.
- Мне канадский полковник нашептал вчера вечером.
- Посмотрим, посмотрим, - проворчал Ловец, - забаррикадируйте дверь и давайте спать.
Когда они проснулись в четыре часа дня, всё было тихо. Дюк выглянул за дверь, и сразу же её захлопнул.
- А что значат аббревиатура «В.П.»? – поинтересовался он.
- Береговой Патруль, - отозвался Ловец Джон.
Ястреб заглянул в щелку брезента палатки, и обнаружил что с тыльной стороны она не охраняется. Он умылся, причесался, напялил на себя все чистое, капитанские нашивки и прочую атрибутику военного мундира, который, практически, никогда не носил. Он пролез под полотном палатки, а его сообщники быстро вернули палатку в исходное положение.
Через некоторое время благостно улыбающийся капитан Пирс нарисовался перед стоявшими на посту у палатки двумя Военными Полицейскими, и отсалютовал им.
- Подполковник Блэйк сказал что вы можете возвращаться в свой батальон, - сказал он постовым, - Проблема разрешилась. Идите быстрее, а то скоро стемнеет.
Был промозглый день, так что полицейские охотно покинули пост. Спустя час и по стакану мартини на нос, троица из Болота лениво вошла в столовую и уселась за столы. Подполковник уставился на них, зашипел и стукнул кулаком по столу.
- Где караульные?! – заорал он. – Вы все под арестом в палатке, пока за вами не приедут из Сеула!
- Вы, эт-та... тот Береговой Патруль имеете ввиду? – невинно спросил Дюк.
Генри затрясся. Его рот двигался, но оттуда не выходило ни звука.
- Какие-такие караульные, Генри? – поинтересовался Ястреб. – Что, кто-то нахулиганил? Мы проспали весь день, введи нас в курс дел.
- Взять их! – закричал Генри, в ярости забыв что кроме него и нескольких медсестер в столовке никого не было. Никто не двинулся с места.
- Вы эт-та, приказ Пол-половника слыхали? – обратился Дюк к сестрам, - Взять нас!
- Я всё хоть раз да попробую, - заявил Ловец.
- И я уже завелся похлеще кота с тремя яйцами, - поддержал Ястреб, - Расчистить стол для действа!
В этот момент вошел Даго Красное.
- Ну-ка, быстро за мной, - приказал он, выталкивая их из столовки по направлению к Болоту. Там, утратив все иллюзии и сильно разочаровавшись, он ругал, умолял и настаивал, чтобы доктора извинились перед Трясучкой Сэмми.
- Даго, - начал Ястреб, - Я сейчас совершенно серьезно говорю. Я не собираюсь извиняться перед Трясучкой Сэмми. Я не перевариваю безмозглых докторов, и по тем же хорошим причинам ненавижу идиотов-проповедников и всех остальных ненормальных, прибившихся к бизнесу человеко-душе-спасения. Так что фиг ему, а не извинения.
Дискуссия не успела далеко зайти, так как слухи о штурме канадцами холма оправдались. Машины Скорой Помощи и вертолеты извергали из своих недр дюжины раненых. Обитатели Болота позабыли о проблемах, возникающих при церемониальном приношении человеческих жертв, и отправились в операционную. Никого не удивило что их никто не остановил. Четыре дня подряд они пахали практически беспрерывно, и никто даже не упомянул жертвоприношение прошлого воскресенья.

Через пять дней стало легче, предоперационное отделение было чистым и пустым, и новых раненых не ожидалось. Доктора пропустили по маленькой в девять-тридцать этого ясного теплого утра, и переоделись в чистое. Они одолжили наручники у сержанта снабжения, упросили троих рядовых заковать себя и взять под стражу. Так, чтобы даже с ружьями стража была. Усевшись кучкой на земле перед палаткой подполковника Блэйка, они пустили бутылку по кругу и затянули собственную версию тюремной песенки.
Были-б у нас подполковничьи крылья,
Давно бы к горам Пиренейским слетали.
Бюро по стиральным услугам открыли
И со скидкой для Генри трусы стирали.
Подполковник Блэйк вышел на шум...
- Эй, Генри! А офицерам в Левенворте шлюхи полагаются?
В стрессовых ситуациях Генри иногда начинал заикаться.
- Вы с-с-сукины дети, убирайтесь от-от-отсюда к ч-ч-чертовой матери! Может вас заменить и некем, но если вы сию же минуту не провалите, клянусь Господом-Б-б-б-богом, я в-в-вас прикажу расстрелять!

---

MASH

3
Спустя несколько недель после ухода майора Хобсона, Радар О’Рэйли сообщил, что к 4077-му МЭШу приписали нового хирурга. Сообщение Радара вскоре подтвердил полковник Блэйк, располагавший также скудной информацией, что это будет специалист по травмам грудины из Бостона.
- Здоровско! - обрадовался Ястреб.
- Чёртов янки, - возразил Дюк.
- Несомненно, отличный парень, - подтвердил Ястреб.
Он пришел в холодное и снежное утро, в районе девяти. Генри притащил его в столовку выпить кофе и представить остальным хирургам, большинство из которых из-за лени косоглазых, уже три дня бездельничали именно там.
В новеньком было шесть футов росту, и около ста тридцати фунтов весу. Его звали Джон Макинтайр. Мешковатая форма и огромная парка надежно защищали его от изучающих взглядов. Он отреагировал на приветствия неопределенным мычанием, сел за стол, достал из кармана банку пива и вскрыл её. Потом его голова исчезла в недра парки, будто огромная черепаха втянула шею в панцирь, и туда же провалилось пиво.
- По-моему, замечательный мужик, - констатировал Дюк, - хоть и янки.
- Ты откуда, Доктор Макинтайр? - спросил кто-то.
- Из Винчестера.
- А что за школу закончил?
- Винчестерскую среднюю, - донеслось из недр парки.
- Да нет же. В смысле, где медицинское образование получил?
- Не припомню.
- Такой ответ должен прекратить на время разговор, - сказал Ястреб Дюку, - Сдается мне, где-то я это уже видел. Вылез бы мужик из своего кокона.
Капитан Ужасный Джон Блэк - главный анестезиолог, судя по всему, решил выкурить новенького из куртки. На протяжении длинного рабочего дня от анестезиолога не требуется вмешиваться в работу остальных членов хирургической команды, и от этого Ужасный Джон сильно тосковал по разговору. Лаконичные ответы новичка уже делали его более общительным, по сравнению с лишенными чувств пациентами Ужасного Джона.
- Добрался нормально?» поинтересовался он.
- Не-а.
- По воздуху?
- Не-а.
Ужасный Джон почесал голову и решил подыграть новенькому.
- Тогда как, пешком, что ли?
- Ага.
- Превосходная идея, - заметил Джон. - Как это я сам не сообразил?
Голова высунулась из внутренностей парки и с некоторой тревогой и заботой осмотрела Ужасного Джона с головы до пят.
- Не знаю, - констатировала голова.
К этому моменту группе собравшихся любопытных стало понятно, что в их отделении ненормальных прибыло. Все, включая Дюка и Ястреба, внезапно заспешили по делам. Пока новичка ориентировали на местности, посвящали в распорядок и систему работы, выдавали всякие ценные указания, большинство старожилов лагеря посетило Генри с убедительной просьбой ИМЕННО К НИМ капитана Макинтайра не подселять. Большинство. За исключением Дюка и Ястреба.
- Поживем – увидим, - сказал Ястреб.
- Ага, - согласился Дюк.

Это случилось позже в тот же день. Дверь в палатку откинулась, и в нее вошли новенький, вещмешок и остальной багаж. Новичок швырнул багаж на одну свободную раскладушку, а себя на другую. Рука исчезла в глубинах парки и выудила оттуда банку пива. Следующий нырок в бездну явил на свет открывалку. Новенький открыл пиво и в первый раз взглянул на своих соседей по палатке.

- Да-а-а. Места маловато, - сказал он, - но, думаю, мне здесь будет неплохо.
- Меня зовут Пирс, а вот этого – Дюк Форрест, - протягивая руку, представился Ястреб.
Новенький не шелохнулся.
- Где-то я тебя видел, не так ли? - спросил Ястреб.
- Не знаю. Как сам думаешь? - ответил Макинтайр.
- Госссподибожемой, Макинтайр, ты всегда такой общительный? - потребовал ответа Дюк.
- Только в такой хорошей компании, - ответил Макинтайр.
Ястреб вышел на улицу, нагрёб в ведро снега и сделал мартини. Наполнив два стакана, он подумал, пожал плечами и спросил новенького: нет ли у того желания присоединиться?
- Хочу. Оливки имеются?
- Нету.
Рука отправилась в путешествие к ядру парки, и через минуту вытащила оттуда баночку оливок. Новенький выудил одну и положил в стакан с мартини.
- Что, тоже оливку хотите?
- Ага.
Каждый получил по оливке. Дюк сдержанно вздохнул.
- Макинтайр, - сказал он, - Ты – настоящий жмот.
Ястреб громко рассмеялся. Мартини и голова вылезли из парки, посмотрели на Пирса, и снова исчезли.
Дюк и Ястреб дежурили в ночную смену. Новичка на время приставили к ним. Немного западней лагеря, батальон канадцев провел весь день, подставляя себя под пули, и оттого ночь выдалась бурная. Попались и несколько грудных ранений. Все познания о подобных ранениях Дюк и Ястреб, да и все остальные в Двойном-Неразбавленном, приобрели через горький и трудный опыт нескольких предшествующих недель. Новенький особенно много не говорил, но зато вылез из своей парки и показывал им, что нужно делать. Забравшись в третью грудь, он залатал разорванную легочную артерию так же непринужденно, как Джо Ди отправлялся в рутинный полет. С наступлением утра, когда ночная смена направилась в столовку, их просто уже распирало от любопытства к этому новому груднику из Бостона. За завтраком, очередная банка пива материализовалась из нутра парки и, откупорившись, вновь в нём исчезла.
В Двойном-Неразбавленном в качестве официантов шестерил целый взвод корейских оборванцев. Один из них поставил миску овсянки и чашку кофе перед доктором Макинтайром. Парка выстрелила головой, два мутных глаза которой уставились на корейского мальчика.
- Это что?
- Овсянка, сэр.
- Не хочу овсянку. Неси фасоль.
- Нетуя фасолия.
- Ладно. Фиг с ней.
Далее завтрак продолжался в тишине. Как только троица вернулись в Палатку Номер Шесть, они попадали на койки. Причем новичок так и остался в куртке.
В 4 часа дня Дюк и Ястреб проснулись, умылись и оделись. Парка признаков жизни не подавала, пока вдруг откуда-то из её центральной области не раздались слова:
- Как там насчет мартини?
Ястреб сделал напиток, а парка снова разродилась оливками. После первого стакана новичок встал, снял куртку, умылся, причесался, и одел её обратно. Рассмотрев его еще раз как следует, Дюк убедился в своем диагнозе, поставленным прошлой ночью в операционной: Доктор Макинтайр был невообразимо, ненормально, просто неприлично тощ.
- Эй, пацан, у тебя… энто что, триппер?»
Незамедлительного ответа не последовало. Но голова выползла наружу, и даже выглядела слегка заинтересованной.
- С чего ты взял, что у него триппер? - спросил Ястреб. - Даже специалист по трипперу не может диагноз через парку поставить.
- Вот чего выы…энто… даже не подозреваете, так это, что лично я окончил высшую Армейскую Школу Полевого Медицинского Обслуживания, которая находится в форте Сэм техасского города Хьюстона. С похвальным листом! И, если я чего там и выучил, так это то, что у солдата бывают только две неприятности: он может поймать или пулю, или триппер. Крови я на нем не наблюдаю, стало быть, это триппер.
- Ты так убедительно объясняешь, - сказал Ястреб, - что я начинаю тебе верить. Хотя вдруг этот – исключение из правил?
- Нету у меня никакого триппера, - выдохнула парка.
- Вот видишь? Что я тебе говорил! - сказал Ястреб.
Шли дни, а Макинтайр продолжал оставаться загадкой. Он и Ястреб понемногу разговаривали, понемногу приценивались друг к другу, и Пирса не оставляло ощущение что где-то он этого новенького уже видел.

Прошло около недели. Однажды снег растаял, и, пользуясь случаем, персонал лагеря затеял игру в футбол. Неудачно пущенный мяч шлепнулся к ногам Макинтайра, когда он и Ястреб выходили из палатки. Он нагнулся и очень, очень медленно поднял мяч. Ленивым жестом он махнул Ястребу, чтобы тот отбежал в конец поля. Когда Пирс удалился ярдов на тридцать, Макинтайр запустил великолепный пас прямо ему в руки. Они продолжили свой путь в столовую молча, и Ястреба продолжали мучить странные отрывчатые воспоминания, которые он никак не мог сфокусировать.
- Джон, ты где учился в колледже? - поинтересовался он за кружкой кофе.
- В маленьком местечке. Но мне там нравилось. А ты где?
- В Андроскоггине.
Макинтайр показал зубы в улыбке, но ничего не сказал.
К середине дня снова пошел снег. Дюк, прервав жалобы на чёртову погоду янков, писал письмо жене, а Ястреб читал газету Мэйнский Рыбак, когда Макинтайр вдруг поднялся и подошел к двери.
- Ты куда? - удивился Ястреб.
- На Зимний Карнавал.
С этими словами он вышел и отправился в западном направлении - в сторону ближайшей горы. Через полчаса его уже было видно на полпути к вершине.
- Это, - сказал Дюк Форрест, - самый наистраннейший сукин сын, каких я видел. Если бы он не был лучшим грудным потрошителем Дальневосточного Командного Округа - пнул бы я его отсюда подальше.
- Дай ему время, - ответил Ястреб.
Наступило время мартини. Дюк и глубоко задумавшийся Ястреб еще только пригубили первый коктейль.
- Я уверен… Точно где-то я его уже видел, - сказал он наконец, - И я, черт побери, когда-нибудь вспомню где! И эта фигня - насчет Зимнего Карнавала… Думаю, он учился в Дартмаутском университете. Вдобавок, Дэниел Вебстер называл Дартмаут «маленьким местечком» и всякое такое. Да, кстати, я тебе говорил, как я единолично выиграл у Дартмаутцев?
- Ага. Всего только шестнадцать раз. Расскажи-ка еще разок!
- Значит, в середине сезона играли обычно легкую для Больших Зеленых матч, но поднявшаяся метель держала счет 0-0 до последней минуты. У них был один парень, пасы которого считались непревзойденными. Вобщем, кидает он… Снег вокруг и всё такое, и тут…
И тут дверь открылась, и в неё влез запорошенный снегом Макинтайр.
- А где мартини? - спросил он.
Ястреб поднял на него взгляд и внезапно путающиеся воспоминания пролетевших лет, равно как и расстояние в девять тысяч миль, растворились, и память наконец сработала: то ли по вине Дартмаута, то ли из-за снега. Он аж подпрыгнул.
- Иисус на Христос, йо-хо-хо и бутылка рома! Дюк! - вскрикнул он. - Ты в курсе, с кем мы живем уже целую неделю? Мы живем с единственным в истории человеком, которому обломилось прямо в женском сортире поезда Бостон-Мэйн! Когда кондуктор обнаружил его в дамском туалете с подружкой, которую он снял на Зимнем Карнавале, она завизжала «Он меня сюда как в ловушку заманил!». И с тех пор к нему пристало прозвище Ловец Джон. Боже, Ловец! Я говорю за себя и Дюка: какая честь находиться в твоем обществе! Скушай мартини, Ловец.
- Спасибо, Ястреб. Я уж чуть надежду не потерял, что ты меня узнаешь. Я-то сразу – как тебя увидел, вспомнил того парня, что мой пас перехватил. Хорошо еще у тебя рот был закрыт, а то попал бы мяч прям тебе в глотку.
«Эх, Ловец, Ловец, Ловец, - повторял Ястреб, качая головой. «Расскажи, чем же ты всё это время занимался?
- Особо - ничем. Так, поддерживал свою репутацию.
Дюк встал и пожал Ловцу руку.
- Весьма приятно завести знакомство, Ловец, - сказал он. - Ты уверен насчет триппера? Уж очень видок у тебяя… энто…, понимаешь, совсем запущенный.
- Нету никакого триппера. Уже нету. Я худой оттого, что не ем ни черта.
- Это еще зачем?
- Отвык.
- Ну, не переживай об этом, - сказал Ястреб.
- С кем не бывает, - прибавил Дюк.
Итак, двойка превратилась в тройку. Часом позже тройняшки шатаясь ввалились в столовку, держа друг дружку под руки.
- Джентльмены, - пафосно объявил Ястреб, - Разрешите представить: Ловец Джон, гордость Винчестера, Дартмаутского Колледжа, и Палатки Номер Шесть. Если кому-нить из вас - необразованных бездельников, он не нравится, то вам придется отвечать за это перед Дюком Форрестом и Ястребом Пирсом.

---

Пишет ecoross1.livejournal.com/

Пропаганда СССР-США: почему Мосфильм проиграл Голливуду.


«Внимание! Сейчас мы их убьем» © советский боевик 30-х годов

«Когда он вырастет, уже никаких жуликов не будет» © советский боевик конца 70-х годов.

«Yippee-ki-yay, motherfucker» © голливудский боевик 80-х годов.

Давно собирался написать о соревновании пропаганды СССР и США. Поскольку в области колбасы данные до сих пор отрицаются сторонниками обеих крайностей , напишу о том, что знаю лучше – кино и литературе. Извините за много букв.
При матером тоталитаризме примерно за 15 лет только в жанре «исторический блокбастер» были сняты:
«Александр Невский», «Богдан Хмельницкий», «Иван Грозный», «Кутузов», «Минин и Пожарский», «Нахимов», «Петр Первый», «Степан Разин», «Суворов», «Ушаков» и «Корабли идут на бастионы». Плюс «Герои Шипки». Сейчас мало кто знает, но – «Пирогов», «Академик Иван Павлов», «Александр Попов», «Мусоргский».
Это я еще не беру фильмы про гражданскую, локальные конфликты и Великую Отечественную.
В это же время, между прочим, была Великая Отечественная, восстановление и холодная война. Несмотря на цензуру и пр., создатели вполне ездили за рубеж, им даже предлагали работу в Голливуде (Эйзенштейн). Ирония судьбы - при Сталине Калатозов во время войны был в США, при Хрущеве, несмотря на «Летят журавли», оказался невыездным. Советские зрители хорошо знали зарубежное кино и могли сравнить – посмотрите титры «Веселых ребят» или разговор героев Симонова в Сталинграде, живы ли Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс и Бестер Кейтон (так).
В жанре «фэнтези» только Птушко снял «Каменный цветок», «Садко», «Меч и дракон» ака «Илья Муромец». Как он снял «Нового Гулливера» - ума не приложу . И он же потом снимет «Алые паруса», «Вия», «Сказку о потерянном времени» и «Руслана и Людмилу».
Роу опять же начинал творить при тоталитаризме.
А «Дети капитана Гранта» с извержениями вулканов, кондорами и акулами достойно смотрятся на уровне любого зарубежного приключенческого фильма 30-х годов. Тогда же сняли «Остров сокровищ», современно, мда.
Причем тогда и в кино, и в литературе не боялись показывать как героев, так и предателей.
50-е годы дали расцвет авторского кино, которое опять же не уступало мировому (одновременно зародив «я так вижу»). Могли выразить себя от "Операции Трест" до фильмов об авиации. Шон Коннери, Клаудиа Кардинале, Софи Лорен играли в советских фильмах, а Акира Куросава фильмы снимал.
А потом… Потом все.
По большому счету, в позднем СССР за … дцать лет сняли:
Один новогодний мюзикл (1956 года). Ну хорошо, «Эта веселая планета» - тоже;
Одну новогоднюю мелодраму;
Один фильм про альпинистов и Высоцкого;
Один вестерн для взрослых, причем антураж цельнотянут с раннего Голливуда, вплоть до катаний по барханам;
Один вестерн для детей, причем ремейк «Красных дьяволят»;
Один боевик про учения гвардейцев-десантников;
Один боевик - как всех спасает корабельный кок механик, бегающий босиком;
Один боевик про морскую пехоту и црушников;
Один сериал про будни отдела милиции;
Один минисериал про место сидения вора;
Один сериал про каналий со шпагами;
Один фильм-катастрофу (хорошо, и «Поезд вне расписания» - тоже);
Согласитесь, в мире сняли несколько больше. Если б не Андропов, про разведчиков-чекистов тоже сняли бы немного.
Т. е. не было а) реальной конкуренции б) понимания необходимости конвейера. Режиссер видел только жуткую цензуру, которая «не давала», а массовку, дорогую пленку и пр. воспринимал как само собой разумеющуюся, ни за что в итоге не отвечая.
Причем большинство приключенческих лент снималось на студии детских и юношеских фильмов. Т. е. неявно подразумевалось, что взрослым смотреть того же Штирлица неприлично. Поэтому на приключенческое кино явно жалели деньги – сравните «Стрелы Робин Гуда» без песен Высоцкого с «Крестоносцами», «Потопом», «Альбертом Великим», «Беккетом», «Кромвелем», «Айвенго», «Михаем Храбрым», «Графиней де Монсоро»… Внешне бюджет – как у тогдашних исландцев. «А ведь этот еще из лучших!»
Плюс в позднем советском кино победила политкорректность. Чтобы не обидеть финнов – в «После Советского Союза», где действие происходит в Швеции, даже не упоминали, какая такая «соседняя страна» воюет с СССР. Полякам давали ресурсы на «Крестоносцев» и «Потоп», а снять оборону Пскова или «Тараса Бульбу» было как-то неудобно, хотя второго даже в Голливуде сняли. Чтобы не обидеть татар… И т. д.
Больше того, «политкорректность» распространялась все дальше и дальше – борьба могла быть только «между хорошим и очень хорошим». Злодеев приходилось искать среди недорезанных потомков белогвардейцев, потом – пособников фашистов, но уже в 70-е годы это смотрелось несколько натянуто. Причем добро даже не могло зверски убить зло. А на чувства и всякие измены был партком.
Поэтому советской альтернативы французским боевикам, румынским эпикам, гдровским индейцам, индийско-мексиканским мелодрамам («Есения», хит проката), польским диверсанто-танкистам, гонконгскому кунгфу, не говоря уже о Голливуде, просто не было.
Приходилось отрываться на детективах/драмах из « их жизни», где пара хороших актеров могла создать действие на пустом месте.
Даже недавно сильнейшие жанры - «про войну» и «про фантастику» выхолащивались. В 60-е годы Голливуд не стеснялся перемонтировать «Планету бурь» Клушанцева и показывать как американский фильм. «Отроки во вселенной» еще были на уровне. А потом пришли «Звездные войны», «Чужой», «Конан-варвар» и «Терминатор». Ни сюжетно, ни бюджетно поздний СССР уже не мог создать ничего похожего. Ранний – мог.
Бондарчук, используя талант и халявную дивизию, мог снять «Войну и мир» (ответ голливудской, между прочим) и «Они сражались за Родину». А другие чуть позже предпочитали пилить бюджет на «БМВ уходит от погони», «ковбои против беляков» и ремейках тех же «Детей капитана Гранта», «Гиперболоиде инженера Гарина» и пр. Даже вьетнамскую войну, вот уж благодатнейшая для СССР тема, просто не заметили – «Координаты смерти» вышли аж в… 1985 году, опять же большей частью с размазыванием соплей.
СССР еще мог нанести ответный удар в детском кино, и то с помощью «Детства Терминатора», любви советских школьников Алисы, норвежцев - «И на камнях растут деревья», Бэтмена, Сарумана и ABBA – «Мио, мой Мио». А потом те же школьники при первой же возможности предпочтут Голливуд. А во взрослом кино приходилось ограничиваться страданиями советского офисного планктона. Кто может назвать сильных мужчин и выдающихся женщин в позднем советском кино? Поэтому оно и проигрывало вчистую не то что Голливуду, а «даст ист фантастиш» и «мое кунгфу сильнее твоего!» - репертуар кабельного ТВ и видеозалов 80-х помните?

---

Глава 2

2
Через девять дней после появления капитанов Пирса и Форреста в Двойном-Неразбавленном - так окрестили 4077-й местные игроки в кости, произошли два важных события. Волны поступающих раненых утихли, в лагере наступил штиль, и как следствие первого, распорядок в операционной изменился: двойка стала работать в дневные смены. Такой распорядок гораздо больше устраивал и того и другого, за исключением того, что теперь при пробуждении и выходе на завтрак им приходилось наблюдать и обходить своего соседа, распластавшегося в религиозном исступлении на полу возле раскладушки.
- Майор, - обратился Ястреб к соседу, когда тот закончил свой продолжительный ритуал, - Вы чересчур озабочены религией, на мой взгляд. Это у Вас по жизни увлечение, или так - очередная навязчивая идея из тех что скоро проходят?
- Можете глумиться сколько угодно, - гудел в ответ майор, - но я буду продолжать молиться, особливо за Вас и за капитана Форреста.
- Эй! Тыы… энта...- начал было Дюк.
Ястреб остановил его. Было видно, что Дюк совершенно не желал получать отпущение грехов от первого попавшегося янки-евангелиста, поэтому Ястреб кивнул ему, предлагая выйти из палатки.
- Пошел он к чёрту, - выйдя на улицу, сказал Дюк. - Не нравится он мне, и вдобавок он мешает нашему утверждению в здешних общественно-культурных кругах.
- Точно, - согласился Ястреб. - Только он такой наивный простофиля, что мне даже неудобно над ним издеваться. С другой стороны, жить с ним я тоже не могу.
- Что же мы можем сделать? - спросил Дюк.
- Придется от него избавиться, - ответил Ястреб. - Только по-тихому. Без боли и шума.
Ястреб и Дюк постучали в дверь палатки полковника Блэйка, и были приглашены внутрь. Оба устроились максимально комфортно, и Ястреб открыл рот.
- Как Вы себя сегодня чувствуете, полковник? - вежливо поинтересовался он.
- Вы не за этим сюда пришли, - ответил полковник, разглядывая с подозрением.
- Итак, Генри, - продолжил Ястреб, - Мы не собирались сначала тебе рассказывать, но у нас сложилось подозрение, что твоя фантастическая репутация, заслуженная столь успешным командованием такой потрясающей организацией, может быть слегка или совсем испорчена, если конечно ты не выкинешь из нашей палатки этого угодника.
- Вашей палатки? - рассердился было Генри, но потом еще раз подумал. Он сидел молча с минуту, пока огромные эмоциональные волны хлестали одна другую на его красном лице.

В конце концов, тщательно взвешивая слова, он продолжил:
- Я в Армии давно служу, и точно знаю, что у вас на уме. Вы вообразили что можете себе со мной позволить что угодно. И в какой-то мере, вы правы. Вы хорошо оперируете. От нас скоро уйдут наши опытные сотрудники. На их место придут желторотые новички. Поэтому получается что вы – просто незаменимы. Но не наглейте же, прошу вас. Я не в состоянии выполнить каждое ваше требование. Если я сейчас пойду у вас на поводу, то вашим причудам конца не будет.
- Полковник, - ответил Ястреб, - мы прекрасно понимаем твою позицию.
- Точно, - сказал Дюк.
- Теперь я обрисую в двух словах нашу позицию, - настаивал Ястреб. - Пока мы здесь, мы обещаем работать с такими усердием и отдачей, на какие мы только способны. Даже если нас завалят ранеными с головой, мы будем прилагать все хирургические усилия, чтобы не уронить честь этой организации. В конце концов, нас сюда для того и направили.
- Точно, - сказал Дюк.
- В то же время, давай мы будем демонстрировать умеренное уважение к тебе и твоей должности, а ты взамен будешь игнорировать некоторые анормальные аспекты поведения, не принятые тут до нашего появления. Не думаю, что эти аспекты будут совсем уж из рук вон, но если тебе что-то не понравится, то нам с тобой скорее всего придется расстаться.»
- Ох, ребята, - поразмышляв, вздохнул полковник, - не знаю, в какой омут я тут лезу, но так и быть. Хобсона из вашей палатки я сегодня переведу.
Он запустил руку под раскладушку и выудил оттуда три банки пива.
- Будете?- спросил он.
- Нуу… ты… энта. Ещё спрашиваешь, - ответил Дюк.
- Ах да. У нас еще одна малюсенькая просьба - сказал Ястреб.
- Какая? - удивился Дюк.
- Нужен хирург-грудник - ответил Дюку Ястреб.
- Ах да! Точно, - сказал Дюк полковнику.
- Вы что? - удивился полковник.
За время затишья, установившегося западном корейском фронте, до слуха редко долетали звуки одиноких выстрелов. Основной поток пациентов составляли пострадавшие в дорожных происшествиях, и жертвы голодных желудков, забредшие на минные поля в поисках фазанов или оленей. Ястреб и Дюк штопали животы и нижние конечности неудачливых охотников с присущей им легкостью. Когда же дело доходило до каскадёров на джипах, с их переломами ребер, вдавленными травмами грудины, и всеми сопутствующими осложнениями, оба друга жалели о недостаточной практике в области грудной хирургии.
- Это точно, - обратился Дюк к полковнику. – Тыы… энта, нам еще грудника найди. Иначе – не жизнь
- Хватит выдумывать. Ишь, размечтались, - сказал полковник, - пейте своё пиво.
- Мы тут подумали, - развивал тему Ястреб, - и решили, что ты мог бы запросто махнуть двоих-троих здешних клоунов Медицинских Войск, на кого-нибудь, кто ближе знаком с анатомией легких и сердца. На всякий случай и дождливый денёк...
- ... я б даже сказал, моросит уже вовсю, - добавил Дюк.
- Слушайте, вы! - бросил Генри. - Я вам сейчас скажу так же, как мне генерал Хаммонд ответил. Вы себе что тут вообразили – клинику Уолтера Рида? Обойдетесь.
- Как же. Обойдемся! - настаивал Ястреб. - И так уже как котята слепые ковыряемся, ладно хоть...
- ... ладно хоть нам везло до сей поры, - закончил Дюк.
- Всё. Проехали, - ответил Генри. - Как пивко?
- Ничего не проехали! - ответил ему Ястреб. - Ты просто закрываешь глаза на проблему. Здесь травмы грудины гораздо более обычное дело, чем в любой больнице дома, и нам нужен опытный в грудных вскрытиях человек. Мы, конечно, стараемся, учимся, но этого не достаточно. И ты это прекрасно сам понимаешь, без нашей подсказки.
- Точно, - прибавил Дюк.
- Хватит. Забыли, - ответил Генри, - да, и кстати, поскольку Хобсон в вашей палатке с этого момента не проживает, будьте любезны подежурить как следует для него в предоперационной.
В 4077-ом давно стало правилом для хирурга на дежурстве, если он конечно не требовался за столом, коротать время в предоперационной. В спокойные дни, это было совершенно лишним. О прибытии раненых всегда сообщалось заранее, к тому же никто не мог отойти больше чем за триста ярдов от лагеря. Таким образом, доктора всегда были поблизости.
Сие логическое рассуждение к сожалению избежало встречи с майором Хобсоном, и как командующий сменой он изволил возложить это бестолковое бдение в предоперационном отделении на плечи капитанов Пирса и Форреста с момента их перехода в дневной состав. Ястреб и Дюк сразу же его не послушались, сообщив что их завсегда можно найти за никогда не прекращающейся игрой в Покерной (и одновременно - Зубоврачебном кабинете) Доброго Поляка. Там Валдовский - капитан Армейских Зубоврачебных Частей из Хамтрамка, Штат Мичиган - двадцать четыре часа в сутки раздавал карты, пиво и безболезненно удалял зубы всем желающим.

- Не знаю, Генри, - сказал Ястреб. - Ты слишком много от нас хочешь. Но, если б ты нам грудного потрошителя достал...
- Вон отсюда! - возмутился Генри. - Допивайте пиво, и проваливайте!
Время, не занятое покером, Ястреб и Дюк обычно проводили в своей палатке. В этот день, когда наступила послеобеденная тишина, Ястреб сидел за игрой, а Дюк устроился на раскладушке с подставкой для письма на коленях в теперь уже их совершенно личной палатке. Каждый день он писал преданные письма жене, что было процедурой весьма времяпоглощающей. Он с головой погрузился в своё сочинение, когда в палатку влетел майор Хобсон и потребовал чтоб капитан Форрест сию же минуту проследовал в предоперационную.
- Пациенты есть? - спросил Дюк.
- Это не имеет никакого значения! - раздраженно рявкнул в ответ майор.
- Если… энто, там нет пациентов, я никуда не пойду.
- Явитесь в предоперационное отделение незамедлительно! - орал майор. - Это приказ!
- Ты-ы... энто, валил бы отсюда, - тихо посоветовал Дюк.
Майор перешел в нападение с видом карающего ангела. Дюк поднялся с койки с видом футбольного защитника из Джорджии, каковым он был в прошлом, и майор Джонатан Хобсон неожиданно обнаружил себя распластавшимся в снегу и слякоти, отлетев от палатки на добрые шесть футов.
Ястреб узнал о происшедшем и тут же вернулся в палатку.
- А вот это, мой несмышленый бунтарь, - заявил он, - отдаёт таким же идиотизмом, как и Нападение генерала Пиккета под Геттисбургом. За это мы можем схлопотать по шее.
Ждать появления полковника Блэйка на пороге палатки пришлось всего пару минут. Дверь распахнулась, в неё влетел Блэйк, и дверь с грохотом захлопнулась следом за ним. Лицо полковника сделалось совсем фиолетовым, и выражало страшную обиду на нанесенное оскорбление воинской чести лично ему и Армии вообще.
- Да вы с ума сошли! - орал он, - я вас под трибунал отдам!
- Генри, - сказал Ястреб, - я тут вообще не причём. Это всё глупый южанин натворил. Хотя я с удовольствием приму личное и посильное участие в несении наказания. Где нас будут судить? В Токио, или может быть, в Сан-Франциско?
- Разбежались – Сан-Франциско! Прямо здесь и сейчас. С этой секунды вам обоим запрещено на месяц покидать территорию лагеря. Вот вам краткая версия суда, и я его только что совершил!
- Но ты-ы... энто, не имеешь права... - начал было Дюк.
- Послушай, Генри, - мягко сказал Ястреб, - будь благоразумен. Я сам бы ни в жисть не смог удрать из этого лагеря, даже если бы сильно захотел. Но давай оставим дороги открытыми: вдруг меня выберут Министром Здравоохранения Соединенных Штатов.
- Да. И меня, - добавил Дюк.
С рыком, командир лагеря покинул палатку и, вполне вероятно, его наказание возымело бы силу. Вот только на следующий день майор Хобсон, воспряв духом, возобновил свою деятельность с утроенным энтузиазмом. Он начал молиться в столовой по пятнадцать минут перед каждым приемом пищи.
- Это ему так просто не сойдёт, - предсказал Дюку Ястреб.
И не сошло. Полковника Генри Блэйк проявил гораздо больше терпимости, человеколюбия и сострадания к ближнему, чем обычно полагалось Офицеру Регулярных Медицинских Войск, но уже на третий день он бросил свой обед недоеденным, ушел к себе в палатку, позвонил в Командный Пункт 8-й Армии, выпросил направление на имя майора Хобсона, отвёз его в Сеул, и посадил его в самолет до Токио. Оттуда майор улетел в направлении дома, где вскоре подошла к завершению его принудительная служба. Почётно уволенный в запас, он вновь был волен целиком отдаться своей поликлинике, мелким операциям, и церкви.
Отправив столь Важную Посылку домой, полковник Блэйк вернулся из Сеула сильно уставшим и помятым. Он смешал себе коктейль, отхлебнул и повалился на койку. Ему не удалось заснуть, потому что на пороге нарисовались Ястреб Пирс и Дюк Форрест. Изображая сильнейшее раскаяние, оба молча соорудили себе по коктейлю и, плеснув жидкость в глотки, повалились на колени перед своим командиром, принялись отбивать земные поклоны.
- О Боженька-Всемогущий Полковник, Наш Родной, Вездесущий Сэр!» завывали они, - отправь и наши задницы домой.
Поднимаясь в гневе, полковник Блэйк крикнул:
- Катитесь отсюда нафиг вместе со своими задницами!
- Слушаемся, Великий Сэр! – пробормотали капитаны, пятясь задом и отвешивая поклоны.

---

МASH

Начинаю публикацию книги Ричарда Хукера MASH.
Все мы помним одноименный фильм и сериал)

А началось все с нее, с книги...

1

Когда выпускник школы Радар О’Рэйли покинул Оттумву, штат Айова и поступил на военную службу, его единственной целью было сделать карьеру в Сигнальном Корпусе Армии США . Роста в Радаре было всего пять футов и три дюйма, но при этом у него была длиннющая шея и огромные уши, ответвляющиеся от головы под совершенно прямым углом. Кроме того, при благоприятных атмосферных и метаболических условиях, усиленно сосредоточась, и призвав на помощь уникальные экстрасенсорные способности, он мог получать сообщения и улавливать разговоры на расстояниях недоступных простому человеческому слуху.
Имея такое веское преимущество, Радар был уверен, что органически впишется в армейские службы связи. Поэтому сразу по окончанию школы он решил добровольно пойти служить Родине, отвергнув целую кучу весьма лестных, и даже пару вполне законных карьерных предложений. До того как его забрали в армию, он еженощно спал и видел целый парад сменяющихся рангов и званий, где полосы на рукаве перевоплощались в нашивки на плече, а те уж постепенно превращались в четыре звезды на его погонах, под сенью которых он руководил важными заседаниями в Пентагоне, посещал торжественные ужины в Белом Доме, и гордо проносил себя через толпу к самым завидным столикам популярнейших ночных клубов Нью-Йорка.
В середине ноября 1951 года Нашей Эры, Радар О’Рэйли - капрал Медицинского Корпуса Армии Соединенных Штатов, обнаружил себя сидящим практически верхом на 38 параллели Южной Кореи в Покерной Доброго Поляка, которая была одновременно и Зубоврачебным кабинетом 4077-го Передвижного Армейского Хирургического Госпиталя, мучительно пытающимся собрать стрит-флэш. Осознав, что шансы добиться благосклонного отношения Фортуны равны 72192 к 1, он на самом деле стал прислушиваться к телефонному разговору.
Разговор этот проходил в условиях отвратительной телефонной связи между бригадным генералом Хамильтоном Хартингом Хаммондом - Важным Медицинским Генералом из Сеула - сорока пятью милями южнее, и лейтенант-полковником Генри Брэймором Блэйком, сидящим в офисе командующего 4077м МЭШэм в сорока пяти ярдах восточней Радара О’Рэйли.
- Слушайте…, - сказал Радар О’Рэйли, медленно двигая головой взад-вперед в привычном сканирующем движении.
- Чё слушать-то? - спросил Капитан Уолтер Коскиуско Валдовски – офицер-дантист (он же - Добрый Поляк).
- Генри…,- ответил Радар О’Рэйли. - Он пытается выклянчить нам двух новых потрошителей
- Я на полном серьезе! Мне нужны еще двое, - полковник Блэйк кричал в аппарат так, что Радар всё прекрасно слышал.
- Ты что себе там воображаешь? - кричал генерал Хаммонд. И его Радар так же прекрасно слышал. – Что у тебя – Клиника Уолтера Рида?
- Да послушайте же меня! - говорил полковник Блэйк.
- Успокойся, Генри, - говорил Генерал Хаммонд.
- Не буду! - кричал полковник Блэйк. - Если мне сейчас же не пришлют двух...
- Ладно! Чёрт с тобой! - орал генерал Хаммонд. - Пошлю я тебе двух отличных парней.
- Вот я надеюсь, что лучших? - услышал полковника Блэйка Радар, - Иначе я...
- Я же сказал – лучших из всех кто у меня есть, - уловил ответ Радар.
- Вот и хорошо! - донеслись до Радара слова Полковника Блэйка. - И шлите их сюда сию же минуту!
Уши Радара излучали розовое сияние после такой огромной нагрузки
- А Генри,- сказал он, - нам-таки двух хирургов только что выпросил!
- Пусть он им скажет, чтобы по пути все бабки не растратили, - посоветовал капитан Валдовски. - Тебе сколько сдавать?
Таким образом, персонал 4077-го МЭШа узнал о скором изменении как своего количества, так и, вполне возможно, качества.
И таким образом, в серое, сырое утро десять дней спустя в 325-м Эвакуационном Госпитале в Йонг-Донг-По, что через реку Хан от Сеула из противоположных концов Общежития транзитных офицеров вышли капитаны Агустус Бедфорд Форрест и Бенджамин Франклин Пирс. Они взвалили на плечи по сундуку и, волоча по земле вещмешки, потащились в сторону выделенного для их нужд джипа.
Капитан Пирс был двадцати восьми лет отроду. В нем было чуть больше шести футов росту. Плечи его были покатыми. Он носил очки, а его коричневые волосы сильно нуждались в ножницах.
Капитан Форрест был на год старше. Он немного не дорос до шести футов, и был более плотным. На его черепе топорщился рыжий «ёжик», а под светло-голубыми глазами извивался нос, не вполне вернувшийся в своё естественное состояние после контакта с чем-то более твердым, чем он сам.
- Это ты в 4077-й собрался? - спросил капитан Пирс капитана Форреста, когда они встретились возле джипа.
- Ну, я, - ответил капитан Форрест.
- Тогда забирайся, - сказал капитан Пирс.
- Кто рулить будет? - спросил капитан Форрест.
- Ща посмотрим, - сказал капитан Пирс и полез внутрь вещмешка. Пошарив немного, он извлёк небольшую бейсбольную биту Луизвилльского Слаггера Стэна Хэка.
- Бросай! - сказал он, протянув ее капитану Форресту.
Капитан Форрест подбросил биту вертикально в воздух. Пока она летела вниз, Пирс мастерски схватил её левой рукой прямо за перебинтованное основание. Капитан Форрест схватился за биту левой рукой выше руки Пирса. Капитан Пирс перехватил биту правой ладонью, и капитану Форресту осталось только хватать правой рукой воздух над закончившимся деревом.
- Намотай на ус, - сказал капитан Пирс. - Всегда играй собственной битой.
Больше он ничего не сказал. Они залезли в джип, и не разговаривали миль пять, пока, наконец, капитан Форрест не нарушил молчание.

- Ты-ы… энто, как…, - спросил капитан Форрест, растягивая слова в сильном южном акценте. - Нормальный будешь, или придурок какой?
- Вполне возможно, - ответил капитан Пирс.
- Меня Дюком Форрестом кличут. Тебяя… энто, как называть?
- Ястреб Пирс
- Ястреб Пирс? - удивился капитан Форрест. - Это что за имя такое, чёрт побери?
- Мой старик одну только книжку в жизни прочитал - «Последний из Могикан» называлась, - пояснил капитан Пирс.
- А, ясно, - сказал капитан Форрест, и потом добавил: - Ты-ы... энто, откуда будешь?
- Городок Райско-Яблоневая Бухта.
- Энта… еще, где такое?
- Штат Мэйн, - ответил Ястреб. - А ты откуда?
- Из города Форрест.
- Энта еще, где такое? - передразнил Пирс.
- Штат Джорджия, - ответил Дюк.
- О Боже, - сказал Пирс. - Мне нужно срочно выпить.
- У меня есть, - участливо сказал Дюк.
- Сам сделал, или что-нибудь настоящее? - поинтересовался Ястреб.
- Там где я родился, настоящим признают только то, что сам сделал, - ответил Дюк Форрест, - А эту фигню я купил у правительства Янков.
- Ладно. Тогда я попробую.
Капитан Пирс свернул на обочину и затормозил джип. Капитан Форрест разыскал флягу в вещмешке и откупорил. Так они и сидели, уставившись на обросшую неубранным и уже облепленным ноябрьскими ледышками рисом дорогу, разговаривая, и то и дело, передавая друг другу флягу.
Дюк Форрест узнал, что Ястреб Пирс был женат, и уже успел родить двух сыновей. А капитан Пирс выяснил, что капитан Форрест тоже был женат, и являлся счастливым папой двух маленьких девочек. Кроме того, они узнали, что оба имеют похожее образование, подготовку и опыт, и, к взаимному облегчению, ни тот ни другой не считает себя Великим Хирургом.
- Ястреб, - начал капитан Форрест после некоторого молчания. - Ты-ы... энто, представляешь, как это потрясающе?
- Что – потрясающе?
- Ну вот, я, видишь, из Форрест-Сити, штат Джорджия, а тыы… энта, янки из Лошадино-Яблочной...
- Райско-Яблоневой…
- ...Райско-Яблоневой Бухты Мэйна, а у нас столько общего!
- Дюк, - сказал Ястреб, поболтав флягой в воздухе и, отметив, что содержимое в ней уменьшилось больше чем наполовину, - Зато вот этого общего у нас стало намного меньше, чем раньше.
- Поехали тогда, что ли? - ответил Дюк.
Они катили на север, и только бормотание джипа нарушало тишину. Пошел холодный дождь, и его серые штрихи спрятали остроконечные, почти совсем лысые холмы по обе стороны долины. Они подъезжали к Уижонгбу - убогому лачужному поселению, с размытой грязной центральной улицей застроенной туристическими достопримечательностями, главной из которых был Всемирно_Известный_Публичный_Дом_Быстрого_Обслуживания в северной части города.
Слава Всемирно_Известного_Публичного_Дома_Быстрого_Обслуживания, в силу своего удачного местонахождения вдоль самой загруженной дороги между Сеулом и линией фронта, гремела далеко за пределами города: здесь останавливались практически все водители грузовиков снабжения. Уникальность заведения заключалась в методе обслуживания, а также в похвальном вкладе в облегчение острой проблемы венерических заболеваний, стоявшей перед Армейским Медицинским Корпусом США. Заведение состояло из полудюжины глиняных и тростниковых хижин, рекламируемых вывеской «Ваш последний шанс. Следующая возможность – в Пекине», и возвышающегося среди них центрального сооружения, увенчанного американским флагом. Заигрывающий и подмигивающий штат борделя, разодетый в самые цветастые наряды, предлагаемые каталогом Сиэрс-Роэбак, выстраивался вдоль дороги независимо от погоды, и многие водители челночных рейсов пользовались предлагаемыми услугами в грузовом отсеке своих машин, предпочитая их грязным соломенным матрасам глиняных хибар.
Джип Пирса и Форреста пробирался сквозь машущий и аукающий калейдоскоп.
- Тебе здесь что-нибудь нужно? - спросил Ястреб, заметив, что Дюк безостановочно салютовал и кивал.
- Не-а, - ответил Дюк. - Я вчера в Сеуле отоварился, теперь другую проблему думаю.
- Доктор! Вы же доктор! Разве можно так неосторожно? - сказал Ястреб.
- Да нет же, - ответил Дюк. - Я всё думаю про энтого полковника Блэйка.
- Подполковник Генри Брэймор Блэйк, - сказал Ястреб. - Я им интересовался. Обычный армейский тип.
- Пить хочешь? - поинтересовался Дюк.
Скрывшись подальше от настойчивых глаз сирен, Ястреб вновь свернул на обочину. Когда жидкость во фляге закончилась, в холодный косой дождь добавились плоские мокрые снежинки.
- Обычный армейский типчик, - всё повторял Дюк. - Прям как Миид, и Шерман, и Грант.
- Ты знаешь, я вот как на это гляжу, - наконец сказал Ястреб. - Большинство этих армейских типов на самом деле - неуверенные в себе слабаки. Если бы они таковыми не являлись, то отправились бы пробовать силы в большом, свободном мире. А так их единственный механизм утверждения личности состоит из эффективности и продуктивности вверенного им учреждения.
- Точно, - сказал Дюк.
- У этого Блэйка, скорее всего, возникла какая-то проблема, иначе он бы не стал молить о помощи. А мы, наверно, и есть эта помощь.
- Точно, - сказал Дюк.
- Вобщем, я думаю, - продолжал Ястреб, - Мы с тобой будем вкалывать на совесть, когда будет работа, и постараемся затмить конкурирующие таланты.
- Точно, - сказал Дюк.
- И тогда у нас появится заслуженное право качать права, которое мы сможем использовать при любом удобном случае для нашей пользы.
- Ты-ы… энта, знаешь что, Ястреб? - сказал Дюк. - Я тебя уважаю.
Прямо за палатками, известными как Канадская Станция Перевязки, они наткнулись на развилку. Дорога направо, согласно указателю, вела к Пуншевой Чаше и Хребту Разбитых Сердец; дорога налево обещала увести их в северном направлении в сторону Чорвона, Холма Свиной Отбивной, Старого Лысого и МЭШа 4077.
Проехав четыре мили, они обнаружили, что бурный речной поток снес мост, и патрульные махнули им в сторону, чтоб встать в очередь из дюжины других военных машин, где было даже два танка. Там они прождали около часа, наблюдая за ростом очереди, пока впередистоящие не стали, наконец, двигаться. Ястреб провел джип по илистому дну через плещущую на пол машины речку.
В результате всех задержек темнота уже спускалась на долину, когда напротив знака «ВОТ ЭТО ОНО И ЕСТЬ - 38-Я ПАРАЛЛЕЛЬ» они разглядели менее броский знак «4077-Й МЭШ, ТО МЕСТО, ГДЕ Я НАХОЖУСЬ - ГЕНРИ БЛЭЙК, ПОДПОЛКОВНИК», указавший им, что пора свернуть влево с главной дороги. Следуя указателю, они сначала наткнулись на четыре вертолета, принадлежавших 5-й Воздушно-Спасательной Дивизии, а затем обнаружили несколько дюжин палаток всяческих размеров и форм, безнадежно пытавшихся выстроиться по форме подковы.
- Ну вот. Приехали, - констатировал Ястреб, останавливая джип.
- О, чёрт, - ответил Дюк.
Дождь уже совсем превратился в снег, и земля везде, кроме дороги, стала белой. Когда мотор замолчал, они услышали отдаленные артиллерийские раскаты.
- Гром? - спросил Дюк.
- Ага. Искусственный, - ответил Ястреб. - Они так всех новеньких встречают.
- Теперь-то что? - спросил Дюк.
- Нужно столовку найти, - ответил Ястреб. - По-моему, это вон та фиговина - вон там.
В столовой они нашли несколько офицеров, сидящих за одним длинным столом. Пирс и Форрест выбрали свободный стол, сели и были обслужены корейским мальчиком в военных штанах и грязно-белом пальто.

Они ели, чувствуя на себе изучающие взгляды. В конце концов, один из офицеров поднялся и подошел к ним. Он был пяти футов восьми дюймов роста, толстеющим и лысеющим мужчиной с несколько красноватыми лицом и глазами. На крыльях его воротника блестели серебряные дубовые листья, а лицо выражало настороженность.
- Полковник Блэйк, - представился он, оценивая их взглядом. - Куда путь держите?
- Никуда, - ответил Ястреб. - Нас сюда приписали.
- Вы в этом уверены? - спросил полковник.
- Вы-ы… энто, просили двух отличных парней, - сказал Дюк, - Вот Армия вам нас и послала.
- А где вы весь день пропадали? Я вас к полудню ожидал.
- Мы на водочную мельницу заезжали, - объяснил Дюк.
- Дайте ваши направления.

Они достали бумаги, протянули их полковнику, и наблюдали за тем, как он читает, а потом заново измеряет взглядом их обоих.
- Н-да. Все понятно, - наконец сказал Генри. - Лично мне вы кажетесь подозрительными кретинами, но если будете хорошо работать – делайте что хотите. А будете плохо работать – задницы начищу.
- Вишь? - сказал Ястреб. – Я ж тебе говорил?
- Я действительно тебя уважаю, - ответил Дюк.
- Полковник, - сказал Пирс. - Ничего не боись, с Дюком и Ястребом - подружись!
- Посмотрим, как вам дружить захочется утром, - сказал Генри. - Сегодня ваша смена заступает в девять вечера, а мне только что сообщили, что узкоглазые вдребезги разнесли холм Келли.
- Мы готовы, - сказал Ястреб.
- Точно, - сказал Дюк.
- Жить будете с Майором Хобсоном, - сказал Генри. - О’Рэйли?
- Сэр? - спросил Радар О’Рэйли, уже давно стоявший рядом с полковником, выполнив команду до того, как её отдали.
- Прекрати это, О’Рэйли, - взмолился Генри. - Все нервы мне истрепал.
- Сэр?
- Проводи этих офицеров...
- В палатку Майора Хобсона, - завершил Радар.
- Я говорю, прекрати это, О’Рэйли, - снова сказал Генри.
- Сэр?
- А-а-а! Проваливай отсюда! - бросил Генри.
Вот и получилось, что Радару О’Рэйли, первому прознавшему о их грядущем появлении, довелось вести капитанов Пирса и Форреста к их новому дому. На момент их прихода, майор Хобсон отсутствовал, и Ястреб с Дюком, сориентировавшись и выбрав койки, повалились спать. Только они начали проваливаться в сон, дверь открылась.
- Добро пожаловать, друзья, - загудел голос. Вслед за голосом появился майор средних размеров, и с теплейшей улыбкой на губах протянул им свою руку.
Майору Хобсону было тридцать пять. Он долго работал в поликлинике, иногда делал несложные операции, и каждое воскресенье читал проповеди в Церкви Назарена в маленьком городишке Среднего Запада. По воле судьбы и войны, ему досталась должность, к которой у него не было ни подготовки, ни способностей, и окружение людьми, которых он не в состоянии был понять.
- Еще раз, добро пожаловать, - прогудел он. - Хотите, я вам наш лагерь покажу?
- Нет, - ответил Дюк. - Мы весь день пьяные в дым шлялись. Надо бы проспаться.
- В девять Президенту грыжу вправлять будем, - пояснил Ястреб. - Мы у Гарри семейными врачами числимся. Мы бы позвали ассистировать, но Секретная Служба тебя как китайского агента заметёт.
- Ага. Как косоглазого янки с севера, - добавил Дюк. –Нууу, ты.. энта, понимаешь, в общем.
Джонатан Хобсон смутился. Новички совершенно сбили его с толку, а из сказанного ими он почти ничего не понял. Он вообще перестал что-либо понимать сразу после девяти часов. Косоглазые действительно разгромили холм Келли, раненые заполнили весь лагерь, и у пятерых хирургов ночной смены руки не останавливались с 9 вечера до 9 утра.
В 9 утра стало ясно, что большая и труднейшая часть работы была выполнена Ястребом Пирсом и Дюком Форрестом. Кроме всего прочего, эта двойка, работала так слажено, будто годами стояли за операционным столом друг напротив друга. Они сделали две резекции кишечника, что означало вырезание из солдата куска кишечника, пострадавшей от инородных тел вроде осколков патронов или мин. Еще они сделали торакотомию, с целью предотвратить внутреннее кровоизлияние, что означало вскрытие грудной клетки, чтобы остановить кровь, бьющую из сосудов разорванных аналогичными инородными телами. Наконец, они извлекли расстрелянную селезенку и изрешеченную почку из одного и того же пациента.
Легкость, с которой они проделали эти и еще множество менее серьёзных операций, вполне понятно, вызвала многочисленные комментарии и предположения в их адрес. Но после завершения работы и окончания завтрака Ястреб и Дюк почувствовали себя слишком усталыми, чтоб обращать внимание на шушукающихся, и отправились через лагерь в Палатку Номер Шесть.
Сооружения госпиталя 4077 располагались вдоль воображаемой подковообразной линии таким образом, что крытая жестяным шифером операционная палатка находилась в середине дуги. Предоперационная палатка и лаборатория стояли справа от неё, а послеоперационная – слева. За лабораторией следовала Покерная и Зубоврачебная Клиника Доброго Поляка, потом столовая, рентген-кабинет, душевые, цирюльник, и палатки рядовых. С другой стороны, следом за послеоперационной, располагались палатки офицеров, за ними начиналась страна медсестер, и завершали подкову жилища наёмных корейских работников. В пятидесяти ярдах от всего этого военно-архитектурного великолепия, на краю минного поля зеленела одинокая палатка. Это был Офицерский Клуб. Если осторожно пройти от Клуба наискосок ярдов семьдесят пять на северо-запад, стараясь не свалиться в заброшенный бункер, то можно было очутиться на высоком берегу, открывающем вид на широкий, хотя и обычно очень мелкий приток реки Имджин.
- Эй, южанин, - подходя к палатке, сказал Ястреб. - У меня сейчас одна мечта: срочно выпить огромную порцию беспошлинного солдафонского пойла, выкурить сигаретку и завалиться спать.
- Яяя… энто, тоже так хочу, - ответил Дюк, открывая хлипкую входную дверь палатки.
- Ой, смотри! - воскликнул Ястреб.

Дюк последовал взглядом туда, куда указывал палец Пирса. В углу, на земляном полу их жилища, на коленях и облокотившись на свою раскладушку перед развёрнутой Библией, сидел майор Хоббс. Он в отрешении медленно шевелил губами, и совершенно не реагировал на внешние раздражители.
- Боже мой, - воскликнул Ястреб.
- Не. Не похож, - ответил Дюк.
- Думаешь, он свихнулся?
- Не-а, - ответил Дюк. – Он - из религиозных чудиков. У нас дома таких навалом.
- Угу, у нас в Бухте тоже попадаются, - сказал Ястреб. - За ними нужно глаз держать востро…
- Тыы… энта, сам держи, - ответил Дюк. - Мне надоест быстро.
Майор не изменил позы за всё время, которое понадобилось капитанам на поглощение не одной, а целых двух огромных порций беспошлинного солдафонского пойла. Он даже не среагировал, когда ужасными, громкими и скрипучими голосами они спели всё, что были в состоянии вспомнить из «Вперёд, Христианские Солдаты», после чего заползли в свои спальные мешки в полном изнеможении.
Когда они проснулись, на лагерь уже снова надвигалась темнота, а с машин отгружали новых раненых. Массы окровавленных солдат продолжали поступать в течение всей недели, а новые хирурги продолжали перевыполнять норму по работе и выносливости. Их поведение вызвало большое уважение со стороны коллег, правда, смешанное с чувствами неуверенности и сомнения, так как оно не вписывалось ни в какие привычные рамки.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

СУКИИИИИИИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

ПРИЗЫВАЮ ВСЕХ ЗАВТРА ПРИДТИ К ПОСОЛЬСТВУ НОРВЕГИИ С ПЛАКАТАМИ: "БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ПРИСТРАСТНАЯ ... ХАУГЕ!!!"

---

У мну взорван мозГ - 3

Предупреждаю! Читать людям только со здоровым чувством юмора и ОПЫТОМ))))))))))))))

Червивка
В советские времена и перестройку червивкой называли дешевые плодово-выгодные вина, производившиеся из отбросов (недозрелых и очень гнилых фруктов, которые не сгодились даже на сок и несъедобное советское повидло, мезги, оставшейся после выжимания сока из менее негодных фруктов, и прочих отходов садоводства). Вследствие дешевизны червивка была излюбленным пойлом конченых алкашей. Также популярность ее взлетела до небес с введением талонов на водку (в финале совка), поскольку червивка отпускалась без талонов, хотя и появляться стала тогда довольно редко. В результате при завозе в магазин червивки за нею выстраивались гигантские очереди, полные счастливых (что вообще-то нехарактерно для очередей) граждан. Алсо, плодово-ягодное (плодово-выгодное) пойло называли еще «Грушки-яблочки» и "Слёзы Мичурина". Бывалые алконавты до сих пор иногда именуют «червивкой» (или «гнилухой») дешевые низкокачестенные вина (главным образом продающиеся в пакетах). Так же в ходу наименования «плодово-выгодное» и «Баба Яга» (плодовое «Дом Яго»). Имеет жаргонное название «бырло», «бырляк», «лёгенькое». Поражает своими эпически долбоебанутыми названиями а-ля: «мистер Х», «Городской пейзаж», «Летний вечер», «На брудершафт», «Весёлый дед», «Долина Смерти Альминская Долина», «Зося Золотая Осень», «Алые паруса», «Чернобыльское Лучистое», «БиомицЫн Біле міцне», и даже «Чарли». Общепризнанно самым убийственно-хуёвым является «Вермут Янтарный», который имеет ярко выраженный гнилояблочный букЭт и сивушный аромат. Алсо, другое название класса червивок — «плодово-выгодные» (вина).Отмечено употребление синонима понятия «червивка», которое звучит как «подъебуриха».

Алсо данные напитки именуются Чернила, либо просто Чарлик. В настоящее время люто, бешено выпускается белорусским филиалом ZOG под мозгоразрывными названиями и впечатляющими даже нищебродов ценами(около 1 пиндосского енота за 0,7 литра). По единодушному мнению многих алконавтов труднее всего избежать провалов в памяти после общения с уникальным напитком «Крыжачок». Вообще крыжачок — это танец такой народный. На этикетке изображены три телки в псевдонародных костюмах танцующих пресловутый танец. Однако даже ужратому в сопли одинокому страннику этот танец веселым не казался, рождая дурные предчувствия, которые подтверждались в течение получаса. Напиток выпускается долгие годы, и в народе ласково называется «Танец смерти крыжачок». Поскольку упоротых в беларуском пищепроме всегда хватало, другие напитки того же семейства, но с ослабленной убойной силой, звались Загадка, Секрет, Диковинка, Купалле, Гранат и так далее. [Хочешь больше мозгоразрывающих названий?] На самом деле бульбостанские чернила можно пить, там нет ничего кроме довольно хуёвого яблочного сока, пищевой краски, сахара и спирта.

Именно к червивке относится былинное вино Солнцедар знаменитое, в частности тем, что для перевозки вина по железной дороге часто использовались те же цистерны, в которых ранее возили всеразличные ГСМ.
lurkmore.ru/%D0%90%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B...

@настроение: Патцталом!!!!!!!!!!!!!!

---

У мну взорван мозГ - 2

Международный съезд пивоваров. После напряженного рабочего дня директора крупнейших пивоварен мира тусуются в баре. Директор Бадвайзера громко, чтобы все слышали, заказывает:
- Дайте мне любимый напиток каждого американца, жажду утоляющий, легко пьющийся в любое время дня, прозрачный как слеза ребенка - БАД ЛАЙТ!!
Ему наливают, он сидит и потягивает Бад с блаженным видом. Директор Короны прочищает горло, и тоже:
- Дайте мне гордость всей Мексики, древнейший напиток цивилизованного человека, ароматную, янтарную, восхитительную КОРОНУ!!
Получает, начинает смаковать, а сам давит косяка на директора Гиннеса - как, мол, тот выпендрится.
- А мне, любезнейший, стакан Кока Колы, - говорит директор Гиннеса. Ему наливают, и он с наслаждением высасывает охлажденную шипучку. Все в шоке. Директор Короны спрашивает, почему он не заказал Гиннес.
- Дык, из солидарности, - отвечает директор Гиннеса. - Вы пиво не пьете, так что же я буду?

---

У мну взорван мозГ

- Вова блядь! Какой ты нахуй отечественный производитель? Ты фасуешь солому из Шри-Ланки и пытаешься ея впарить со свим диском вместе, за 220 рублей! И дорого так, потому, что там блядь оказыватся диск с твоими песнями. Сиди и заткнись!

alliur.livejournal.com/650604.html?style=mine

---

Не могу не запостить!


Рассказ офицера частей специального назначения

История о журналистах, заложниках, «показных» учениях, памятнике Яну Смиту, о том, что бывает на самом деле, а чего не бывает, и том, как надо себя вести. Рассказ передан в точности так, как записан, с минимальными правками. Записывался в неофициальной обстановке, в ходе застольной беседы со стимулирующими напитками и вдохновляющими закусками. Публикуется с полного согласия автора.

Из официальной прессы: «Представитель контртеррористического центра МВД в ходе своего выступления напомнил об ответственности СМИ перед обществом и предостерег от необдуманного "вброса" информации, который может нанести непоправимый вред.
Основные занятия завершатся комплексными учениями по практической отработке учебного материала, где некоторые из репортеров будут выступать в роли заложников, а другие будут выполнят свои привычные функции или станут контролировать правильность выполнения всех действий. На итоговые учения собираются приехать министр внутренних дел Нургалиев, генеральный секретарь ОДКБ Бордюжа, а также представители администрации президента России, ФСБ и других ведомств».

…Это был апрель 05 года, по-моему. 4 апреля 2005 года. Как раз после Беслана, когда в очередной раз выяснилось, что журналисты ни хера не умеют работать с нами и когда выяснилось, что журналисты ни хера не понимают, как надо себя вести в зоне проведения спецопераций. В очередной раз. Первый раз был на «Норд-Осте», когда НТВшная пара «отличилась» со снайперской «лёжкой», второй раз момент был как раз на Беслане. Ну, там был полный «зачОт», сам помнишь. И тогда, когда был очередной подъём большого сотрудничества между ОДКБ СНГ и российскими силовиками, был такой момент, там тогда Бордюжа развернулся в полный рост – и тогда решили, что надо проводить регулярные большие семинары по обучению журналистов поведению в зоне спецмероприятий. Это было по инициативе Бордюжи, «силовые» пошли навстречу, ну, т.е. МВД развернулось лицом к народу. Т.е. не то, что народ достал просьбами – это была инициатива ровно от «силовиков». О том, что, ребята, давайте мы с вами поработаем чуть-чуть, ну потому что, сколько ж можно-то! Задолбали…
Долго решали, где все это будет проводиться, и решили, что межведомственный, международный Центр по подготовке по терроризму-экстремизму и прочим «-измам» – будет в самый раз. А, учитывая, что на одной точке сидел наш Центр по терроризму, там же сидел международный Центр по подготовке миротворцев, и там же сидел Центр по подготовке «наркоты», ну, в общем, база удобная, от Москвы недалеко, все под руками, можно работать. К тому же, в общем, специальность-то наша.
Пригласили туда энную ораву журналистов, писучих и снимучих, там все были, там была немеряная орава журналистов из Белоруссии, как ни странно. Значит, им неделю давали лекции, с такими, полу-практическими занятиями, ну, не то чтобы в «поле», но… показывали, рассказывали, объясняли, учили, грубо говоря. И для них зачётом должна была быть большая «показуха», оно же практическое занятие. В ходе которого энная часть журналистов, большая часть, могла бы спокойно отработать все полученные навыки и умения в оперативном штабе: о том, как это освещать, как с кем разговаривать, и как НЕ мешать «силовикам» работать, где стоять, где не стоять. Ну а отдельные активисты, и те, у кого очень много адреналина и жить просто так неймется – те могут побыть в качестве заложников. Заодно понять – каково это. Опять же, Беслан у всех на слуху, ну и далее везде. Вот, первый опыт был как раз апрель 05 года.
Я как сейчас помню: погода была – говно редкостное, снегу было, ну, «по глубину великой еврейской реки Иордан», то бишь, по самые яйца. Температура то ли минус пять, то ли минус шесть, а проводилось это у нас, и по легенде учений, там первая часть была «захват заложников и удержание их в отдельно стоящем живом доме сельской застройки». Там как раз у нас домики были одноэтажные… о, с домиками была отдельная история! Домики достались в наследство с советских времен, когда-то это была «выставка достижений ГУИНа» - зэка идут навстречу людям! Ну, да, музей ГУЛАГа, гыгы. Это по идее, по планам МВД на 1990-е годы Союза ССР, зэки должны были вот такими всяческими разными домиками снабжать наше народонаселение на дачах. А домики там были хорошие, их там было то ли семь, то ли восемь типов, двух- трех-этажные, быстро возводимые, все совершенно разной планировки. Для отработки действий групп – песня, то, что надо! Ну а поскольку времена смутные, электричества там нету, тепла там нету, холодно-голодно, благо, что снега внутри нет.
А нас когда «накачивали» перед всем этим делом – была команда, что типа работать по полной программе, но без открытого членовредительства. Т.е. следов не оставлять – а если оставляете, то аккуратно. Значит, нам дали женщину-психолога, штатного, которая должна была сидеть со всеми нами там, внутри, на случай если вдруг у бедных заложников «сорвёт крышу». С ней же рядом женщина-медик со всем набором лекарств всего и вся. Ну, им команда – нам не мешать. Т.е., если совсем ж… - тогда да. А так – смотрите, наблюдайте. Брал нас тогда… а, воздушный ОМОН брал, родной и любимый, куда ж без него. Командиром только-только стал Б***, а он же долгие годы был «замбоем» (заместителем по боевой подготовке). «Замбоем» он был идеальным – нормальный мужик, вдумчивый, адекватный. И это был первый год его командирства – он и мужиков дал, и снарягу дал, без проблем все было.
Ну значит крайний день у журналистов, наша «показуха»-отработка… кто хочет быть? Вызвались две какие-то девки, одна из них, как сейчас помню, была корреспондент…то ли «Православная Русь», то ли ещё какая-то религиозная газета, ну что-то вот такое вот, ну, типа «Русь изначальная». Какое она имела отношение к нам – так никто и не понял. Но у этой «Руси изначальной» папа был при больших погонах, это уж потом выяснилось.
А там как, там подход к этому домику, где мы с ними должны «веселиться», стоит весь этот журналистский пул, камеры, туда-сюда, выходит генерал, дескать, уважаемые журналисты – кто хочет? «Ликероводочный завод – два человека». Ну, вылезают эти две: а можно мы, а можно мы? Их к нам в цепкие лапы, тут же «мамочку» (шапочку-маску) на морду дырками назад, морду вниз, пинок под зад – полетели. И – вылезает журналистик этот с телевидения. Весь из себя такой на понтах, приталенные джинсики, х*ё-моё, типа – ну, покажите мне Беслан. А в оцеплении стоял как раз воздушный ОМОН, первым, у них как раз такой Гриша был. Щитоносец. Он на себе «Забор» (штурмовой щит) таскал. «Забор» сам по себе килограмм под 60 весит. Ну и чтобы с ним хорошо бегать… в общем, Гриша был такой, невысокого росточка, квадратный, проще перепрыгнуть, чем обойти, да. Значит, раздается вот это – типа, «ну, покажите мне Беслан». И люди некоторые видят, как отодвигается «Забор», оттуда появляется нога, смачный пинок под ж…– и «Забор» задвигается обратно. Кто отвесил пендаль – никто не понимает. Стоит кусок металла, такой, немерянный, со смотровым окошком. А, в общем… весной 2005 года, говорить о том, что «покажите мне Беслан» - неосмотрительно было. Ты Беслан хочешь увидеть? Ну, сейчас ты его увидишь. Маску на морду, пинок под зад, руки в гору и вперед.
«Злые террористы», как понимаешь, это мы. Было три «злобных террориста» – Али, Ахмед и Ага… Холод собачий, снега по яйца, им всем «мамочки» на морду и в здание. А они, понимаешь, как… они подошли к этому оцеплению, которое делало «коридор» в сторону здания: типа, мы хотим. Им прямо там, «мамочку» на морду одевают, руки заворачивают, мордой вниз, по шее дали – и пошла. Дальше ее уже везде ведут. Всё, она уже в руках. Завели в комнату, сажаем к стенке, а сидеть неудобно, потому что мебели же нет – там голый пол и стены, и всё. Их – туда, пятки – максимально далеко от стены, но при этом сидит она на корточках, т.е. рыпнуться она уже не может, и попой до пола она не достает. Оч-чень неудобная поза… Руки, соответственно, за головой, пальцы переплетены, чтобы не дергалась. Сверху команда: - Сидеть, не рыпаться, говорить тогда, когда разрешат! Всем все понятно?
Команда, естественно, со «страшним тирраристским акцэнтом»: - Слишишь? Э, рюсским изыком сказаль, собак неверний, ишакь пазорний, сколька раз тибэ гаварить – без команды не п…деть! Всем все ясно?
Девки просекли. Они-то лекции слушали. Этот вылезает… Я, говорит, журналист, мне можно! Ну, на фразу «я журналист» получает п…лей. Типа – тебе команды говорить не было! (Пока аккуратно, пока без следов). Команды не было! И сверху – бум!
– Меня бить нельзя!
Бум!
– Тебе говорить никто не разрешал, сиди, молчи. Всё усек?
– Усёк.
Бум!
– Тебе же сказано – без разрешения не говорить!
Вроде затих.
А они же ни хрена не видят. Плюс ещё покрутили на местности, они не знают, где они находятся, дезориентация. Сидят, ждут. Дальше начинается одиночный допрос: фамилия, имя, место жительства, точный домашний адрес, состав семьи, «счас придём будим рэзать», туда-сюда... Сумки все вытряхнули. Типа – вещи с собой есть? Давай сюда! А, нормальная же женская логика – она едет куда? Она едет в Подмосковье, с ней будут интеллигентно разговаривать – а тут ни фига себе, мало того, что сумки взяли, так ещё и все вытряхнули, вверх-вниз. Нормальная женская реакция, ой, у меня там телефончик, у меня там это, это, это, ой, а как же так! Ой, а вот туда вдруг полезли, по карманам обшмонали...
Начинается разговор. Ты кто? Маша. А точно Маша? Точно Маша. А если не врать? Да точно, точно! А кто дома?.. Ну, стандартный «раскол», короче, минут по 5-7 на каждого. При этом они же слышат, что происходит сбоку. А – тыкается пальцем в конкретного, говорится ему: «сиди и заткнись, команды говорить не было». И пока сбоку человека «колешь», периодически лупишь в стенку чем-нибудь тяжелым. Человек не понимает, что происходит. Такое впечатление, что сбоку уже кого-то убивают. Минут за 15 всех разговорили – этот опять начал выёживаться, типа «я журналист, со мной так обращаться нельзя, а давайте я вам помогу»… Да-да.
В общем, минут через 10, по-моему, с ним слегка переусердствовали. Не сильно – но чуть-чуть. Потому как в очередной раз на вопль «я журналист», в очередной раз огрёб по печени. (Следов нет, но неприятно). Опять – я писать хочу. А тебя, козла, никто не спрашивал, что ты хочешь! Твоя задача – сидеть и не выёживаться, сиди!
Холодно, они начинают замерзать. Это видно. А с собой же. Ну, у них с собой нет, естественно, никто из них ничего специально не брал – да даже если бы и брали. А видно, что девки – они уже синие стали. Ножом маску приподнимаешь – челюсть открой! (А с собой во фляжке спирт, чистый, неразбавленный). Челюсть открой! Открывает. Туда из фляжки – бульк! Ножом челюсть закрываешь – глотай! Ик… Открывай! А они настолько замерзшие, настолько офигели, что не понимают, что им дают чистый спирт. Потом горячий кофе из другой фляги – бульк! Глотай! В очередной раз ножом челюсть открываешь, туда кусок шоколадки - глотай. Двоих так более-менее в себя привели, а мальчонка, то ли ему кофе не хватило, то ли шоколада, по-моему, шоколада ему и не хватило.
Плюс, на фоне всего этого постоянная трепотня между Али и Агой, насчет того, что вот правая, она, вот, как бы можно и воспользоваться, пока ещё туда-сюда – пока не началось. Перо в бок (ну то есть не в бок, понятно, просто лезвие к телу приложили) – пошли!
Вот если бы ОМОН пришел минут на пять попозже… она бы сама дала, точно тебе говорю. Потому как в отличие от парня… парню досталось хорошо, на самом деле – за его собственную дурь. Потому что если тебе 4 раза сказали, что «говорить будешь только по команде, когда тебе скажут» – а ты пытаешься перечить, и при этом получаешь, ну, в общем, немало, и при этом пытаешься качать права, что ты журналист – то тебя первым же порежут (если взаправду). Ну, там не порезали, там по ребрам хорошо постучали, плюс по шее досталось. А причем, они-то думали, что это минут на пять, на семь, на восемь – а дальше придет доблестный ОМОН и их всех разом освободят. А у нас команда – на 40 минут это счастье растянуть, по полной программе. И они-то не знают, что кроме нас в комнате – психолог, медик. К тому же это фиксировалось на видео, но это уже служебная документация, сам понимаешь, она ушла в недра, как учебное пособие в дальнейшем.
Так вот, девку уже наполовину раздели – я тебе говорю, она была уже сама готова дать, только чтобы отстали. И она поняла, что любой приказ – лучше выполнять. Потому что по шее досталось и им тоже. Соразмерно – но и им тоже. В таких ситуациях, люди почему-то моментально обучаемые становятся. А опять же – вторая чувствует, что соседку подняли и куда-то увели. Плюс ее по ходу дела, пока обыскивали – облапали. Плюс оценивали как на базаре обеих, типа, кого брать, эту или эту? Типа – да ну, эта слишком плоская. Да ладно, плоская, сейчас ножом поднимем, посмотрим! А когда ты сидишь, и минус пять, и у тебя по ребрам холодный клинок скользит – не через свитер, а напрямую – в общем, неприятно. И том, что всё это не более чем учения – забывается мгновенно!
Ну, пришел доблестный ОМОН, всех радостно освободил. А они сидят, у них натянуты маски, они ничего не видят, они только все это чувствуют. И они вдруг слышат – стрельба, взрывы, они через маски видят вспышки светошумовых гранат, потому что она даже через маску просвечивает, и просвечивает хорошо, и они-то надеялись, что вот сейчас-то оно будет, вот, свобода! А ни хрена подобного, потому что дальше – «фильтр» (фильтрационный пункт). И потому что если… они-то надеются на то, что сейчас вот пришел ОМОН, и всех расстреляли, дальше с них снимут масочки, и нежненько, под ручки аккуратно выведут, как выносили детей в Беслане – ни хера подобного. Они в том же виде, как они были – им только «браслеты» ещё нацепили на руки, и точно так же, пинками погнали на фильтрационный сбор. И там продолжается шоу, потому что: докажите, что вы – это вы, а какое вы имели отношение, а действительно ли вы были заложницей, а кто может это подтвердить, а на основании чего вы оказались в заложниках, а какие подробности, как вас взяли… Потому что это же тоже нужно тем журналистам, которые сидят в «пуле». И все это показывается – журналистам, они видят все. Единственное, что журналисты, которые сидели в «пуле», не видели – они не видели обработку заложников внутри. И для журналистов очень хорошо была разница видна: люди, которые заходили, и те, кого оттуда вывели.
Потом идет общая «прессуха» сразу, с заложниками. Там было забавно, потому что, нас-то было трое. А у них начинают выяснять – а сколько было террористов, которые вас брали в заложники? Ой, а мы не видели. Ну, вы же слышали – сколько? Ну…наверное человек семь. Ну, вы сможете их опознать? Нет, не сможем. Ну, по голосам? Нет, не сможем. Вы сможете ну хоть что-то? Нет, не сможем. А почему? Этого мы не видели, это мы не запомнили, это мы не помним. Как с вами обращались? Ну, типа, спасибо, что не зарезали.
Так вот, после «показухи» была итоговая большая «прессуха». Вот там забавно было… Первый вопрос, который всегда всем задавался, перед началом всех мероприятий: господа журналисты, можно ли освещать позицию боевиков? И журналисты все как один: да, можно, нужно, нужно предоставить боевикам возможность высказаться, высказать свои требования, это позволит спасти заложников, туда-сюда, они же тоже типа люди… Типа это не бандиты, а это незаконные вооруженные формирования, борющиеся за свободу одной независимой области.
Ну, так, итоговая «прессуха», где зал делится чётко на две группы. Вторая группа – там, где эти две девицы. И они говорят – чего-о-о-о? Этим зверям ещё и давать возможность говорить? Да их, козлов, мочить надо, прямо там, в сортире, как завещал великий президент! Не то, что трибуну не давать – сказать нельзя ничего не давать! Где увидел – там и мочишь!
А с мальчоночкой забавно получилось. Потому что мальчонка начал тут же верещать, как только его спас ОМОН: «Я свой, я журналист!». Ну, ему и досталось – на сей раз уже от ОМОНа. Типа – разбираться кто ты, будет следователь, а сейчас пока что не п…ди; по нашим данным было захвачено трое, но там были женщины, а кто ты мы вообще не знаем. На «прессухе» он сидел, держась за все причинные места и потирая их.
Ну, а дальше команда руководителя учений: товарищи офицеры, кто исполнял роль «террористов» – прошу встать. Ну а там-то уже все переодевшиеся, уже в нормальном виде, уже в форме, с регалиями. Встают «Али», «Ахмед» и «Ага». Ну и руководитель учений говорит: уважаемые товарищи журналисты, как видите, вот офицеры Центра, которые исполняли роль «террористов» - их было всего три человека, а не семь, как показывали экс-заложники. Вот, это наши сотрудники, это наши офицеры. Так что можете подойти поближе, можете поговорить, порасспросить, задать все интересующие вас вопросы, типа, как они дошли до жизни такой. Прибегает мальчонка, держась за помятые бока, и начинает: ну вот, ну что вы, ну как же так, я же свой, вы же знали, что я журналист, почему вы со мной так обращались… Я ему говорю: мужик, ты сейчас обращаешься к кому? К офицеру правоохранительных органов – или к «террористу Али»? «Террорист Али» сейчас тебе загонит перо под рёбра, и на этом разговор с тобой закончится. А если ты обращаешься к офицеру – то вопрос не по адресу. А к тебе, уважаемый, одна-единственная просьба: поскольку ты, так или иначе, успел наснимать наши рожи в открытую, то прежде чем пускать это дело в эфир, либо закрой лица, там, где мы засветились (не по своей воле, понятно), либо позвони, мы приедем, посмотрим, что у тебя получилось.
Ни хрена подобного. Это был, по-моему, четверг – в субботу, в итоговой программе недели пошел сюжет с открытыми лицами! А мальчонка потом очень долго, как мне рассказывали, бегал по редакции, и кричал, что вот, крутой спецназ – ни фига он не крутой и т.д.

Из официальной прессы: «По замыслу учений в Домодедовском районе Подмосковья обнаружены террористы, расстрелявшие до этого патруль ДПС и захватившие средства связи и оружие милиционеров. В ходе операции преследования и блокирования сотрудниками правоохранительных органов, террористы, взяв в заложники троих человек, в роли которых выступали журналисты, забрикадировались в небольшом деревянном строении (один из домиков полигона Центра, где отрабатываются учебные вопросы контртеррористической деятельности МВД).
Но это была только завязка действия. Основная работа представителей СМИ и МВД началась позже с организацией оперативного штаба, который должен вести переговоры с террористами, разрабатывать план штурма, и, параллельно с этим, предоставляя данные журналистам.
В ходе освобождения заложников боевая задача выполнена на 100%: три заложника (две девушки и мужчина) освобождены, террористы уничтожены».

Ну, через полгода решили повторить подобный опыт. Это было начало октября 05 года, но его решили разнообразить. Потому что частично приезжали журналисты, что были в предыдущий раз… Вот кстати, возвращаясь немного назад. Там, тогда, в первый раз, были журналисты, которые четко совершенно понимали, что они делают, где они находятся, как себя надо вести и какие вопросы следует задавать, а какие не следует. Вот у них там была группа этих понимающих, где руководителем был журналист с ТВЦ: спокойный старый хрыч, который все это видел, не один десяток раз, который ещё в Афгане бывал и все это знает. Который смотрел и говорил, да, вот этим сейчас достанется, а я, пожалуй, отойду в сторонку, чтобы мне не прилетело.
Значит, октябрьская «показуха», всё то же самое, неделю их мучают лекциями. А там сценарий был – захват автобуса. Опять-таки: октябрь, холодно, дождь моросит, ещё чего-то – а журналистки у нас любят рассекать, кто на шпильках, кто вообще в голом виде. В общем: уважаемые господа журналисты, перед тем, как мы поедем на следующую учебную точку, просим всех занять места в автобусе. А кому-то из девиц…чуть ли не с какого-то центрального канала, кстати… она ж приехала: пузо голое, поясница голая, придатки наружу – ей мужики из дежурки дали ментовской бушлат, согреться. Она в него укуталась, ей хорошо, в автобусе тепло… Автобус делает большой круг почета – тут перед ним подрыв, очередь поверх, и влетают как обычно четыре «головастика». Всем лежать! Бояться! Не рыпаться! Это захват! Ну и т.д. Водилу из автобуса – на хрен, очередь внутри автобуса, а эхо там хорошее, тут же гарь, дым, грохот по ушам, они к этому непривычны… началось!
Оперативный штаб, туда-сюда – и оттуда спрашивают боевиков: вы кто? А нам после одной из «показух» в своё время досталось за разжигание межнациональной розни и преувеличение одной типа очень мирной религии в террористических организациях. И была команда: во-первых, на зарубежных языках не материться (мы в своё время…отмочили), по-русски – желательно тоже, хотя бы когда работают камеры, ну а требования – сами придумаете. Обычно у нас требования были: «два состава пива и вагон бл…й!» В этот раз изгалялись долго, поэтому мы выступали как «Фронт национального возрождения Родезии», и требования у нас были следующие:
1. Восстановить доброе имя Яна Смита, проведя кампанию в прессе.
2. Поставить ему памятник на одной из центральных площадей Москвы.
3. Всем ветеранам боевых действий, которые воевали на стороне Родезии – выдать все права, согласно статуса ветерана боевых действий Российской Федерации, и даровать, соответственно, российское гражданство.
4. Ну и на закуску, как положено: четыре «лимона» «зелени» и самолёт в Ирландию.
Начальство хрюкнуло. Там был кто-то из старых журналистов, я не знаю, ни фамилии, ни имени, мне мужики из штаба потом рассказывали. Старый хрыч, который типа помнит ещё молодого Фиделя Кастро, т.е. в 70-е журналистом уже был, за границей работал и т.д. Так вот, он стоял за камерой, сзади, в оперативном штабе, и, услышав вот эти требования «Фронта национального возрождения Родезии» - он начал просто от хохота сворачиваться в клубочек. Типа – всё, приплыли, сейчас будет шоу. Остальные просто не поняли, чего к чему. Отличился спецназ. Нас тогда брал сводный отряд ОМСН – а работаем все на одной волне. Ну, чтобы журналисты слышали, как происходят переговоры между оперативным штабом и террористами, как происходят переговоры у террористов, что происходит при перераспределении сил и средств, как координируют действия оперативный штаб и группы захвата. И вот когда мы выдаем это дело в эфир через рацию, что мы типа «Фронт национального возрождения Родезии» - в эфире повисает тишина, и голос кого-то из группы захвата: – Это он сейчас чего за х…ню требовал?
В автобусе, там было забавно. Там был один журналист, тоже, кто-то из пожилых уже, который, увидев начало цирка, быстренько залез сзади, ну, задняя площадка ПАЗика – под лавку. И он там сидел, оттуда не высовываясь. Ему там пару раз носком ботинка досталось – типа сидишь под лавкой, вот и сиди, не лезь никуда. И ему там было хорошо, тепло и уютно. Потому что с остальными началось…
Ну, сразу: менты есть? Сотрудники есть? Комитетчики есть? Нету? А ты какого хера в ментовском бушлате сидишь? Да ты, баба – мусор… А иди-ка сюда!
Как будем прикрываться от снайперов? Да очень просто – раздеть их и в окна! Октябрь месяц – не жарко…
– Короче, раздевайтесь – и к окну!
– Как раздеваться?
– Как-как – до конца!
– Ой…
– Что, «ой»? Давай!
И стволом ее подпихиваешь. В позу известного создания, напротив окна. Каждая окно собой закрывает, занавесочки задернули, стоят. Начинается общий допрос: фамилия, имя… А паспорта-то первым делом у всех собрали. Все документы, все сумки в одну кучу, документ выуживаешь, сравниваешь. Как зовут? Вася? А почему в паспорте написано – Иван? Ах ты, сука, меня нае…ть хочешь? Ну, ему чем-нибудь достается – об давку или об поручень. Но – аккуратно!
Ну, очередной раз над ухом постреляли – к нам выходит переговорщик. Типа, мы должны поговорить с заложниками, убедиться, что с ними все в порядке, передать вам часть ваших требований, предоставить, туда-сюда… Я выдергиваю одну из девиц-заложниц, такая мелкая, размер 42-й, не больше, и росточком где-то 165. А у меня «Калаш» ещё горячий от стрельбы, только-только полрожка холостыми выпустил. Её в охапку, ставлю перед собой, выхожу из автобуса, пытаюсь за ней спрятаться – а чтоб не дергалась, ей на ухо компенсатор горячий.
Тут… понимаешь, есть такая мелкая профессиональная пакость. Журналисты, они, так или иначе, репортажи-то видят. И пусть он будет 33 раза гражданским журналистом, он понимает отличия между нормальным дульным тормозом-компенсатором и насадкой для холостой стрельбы. Даже если она покрашена – все равно, разница видна. Мы делали внутренние вставки. Брали стандартную насадку, в нее вовнутрь – шайбу, с нужным проходным сечением – и обратно навинчиваешь. Внешне – хрен поймешь, чего это такое. Единственное различие – это видно по пороховой гари, которая вырывается. Но это надо быть, ну представляешь, кем, чтобы такие вещи просекать.
Поэтому когда девочку вынесли практически за шкирман из автобуса, на негнущихся ногах поставили перед собой, за ней укрылся «террорист», а у нее четко на ухе, вот, около глаза болтается раскаленный компенсатор, из которого пованивает порохом – девка начала плыть.
Переговорщик идёт, типа я, туда-сюда… А переговорщиком – как раз командир. Ну, ты ж понимаешь, не поглумиться над начальством в такие моменты – это просто грех! Повернитесь, покажите, что вы без оружия. Не верю, бушлат снимайте! Холодно? А не волнует! А вон у вас под свитером что-то топорщится? Ничего не знаю, поворачивайтесь! А чего это у вас звездочки такие маленькие? А чего это мне всего лишь подполковника прислали? Генерала хочу!
Ну а пока он мне все по сценарию делает, поворачивается – он мне глазами всё на эту девочку показывает, которая у меня на руке висит. Я девку к себе поворачиваю – а у нее глаза уже закатились. И ноги, по-моему, уже не сильно держат. Ствол убрал, по щекам похлопал чуть… Ты жива? В ответ таким дохлым голосом: - Ага… Ну и я тут же – э, никачиствэнний матэриаль, расстрэливать нада! Обратно, перед собой, ствол на морду...
Переговорщик – отдайте нам кого-нибудь из заложников. Мы – ни хрена не отдадим, у нас требования изменились, нам не один памятник Яну Смиту нужен, а два! И вообще, почему вы до сих пор не принесли отпечаток газеты с большой статьей по поводу нашего национального героя? Где? В общем, самолет давайте, мы в Ирландию улетаем, с вами неинтересно, вы уроды.
А заложники все стоят в автобусе в голом виде. Т.е. мы на них только джинсы оставили, чтобы совсем уж не мерзли. Да, да, и лифчики с женщин тоже. Чтобы в камеру это не светилось, мы их спиной ставили. Т.е. сверху всё снято – с голым торсом это называется. Не нравится? Не подчиняешься террористам? Да не вопрос! Какой патрон, что ты! Зачэм патрони тратить, э! У Али киньжаль хароши, давно крови нэ пробоваль белай сабаки!
Ну, команда «поехали». Автобус тронулся. Единственное, что мы сделали не по сценарию, не по стандарту – понимая, что сейчас будет, мы их одели и посадили обратно на кресла. Ну, понятно, что наш народ пойдет через окна, а оказаться на пути у летящей 100-кг туши – зашибут ведь ненароком. Одели их, посадили. Нас доблестно тормознули и взяли. Стандартная ситуация: перегораживается дорога либо БТРом, либо грузовиком, одновременно идет отстрел передних колес, одновременно отвлекающие внимание террористов подрывы, плюс по идее подрыв, который разносит двигатель ПАЗику (хотя в принципе на спущенных передних ободах он и так встает).
Первая группа идет – это на водителя, они его через дверь выносят. Вторая группа заходит через переднюю дверь – в ПАЗике передняя дверь открывается ударом. Вторая группа идет через задний запасной выход, вышибая стекло. Плюс блокирующие группы, которые стоят на отсечении спереди и сзади. Стекла выносятся, для этого есть специальная кувалда. Первый номер штурмовой группы – он кувалдой выносит стекло. А кувалда, она специальная, определенной формы, она выносит собой практически все стекло. А в автобусах же стекла – сталинит, он, когда рассыпается, то рассыпается без острых кромок, в крошево. К тому же он утягивает за собой резиновый уплотнитель. Фактически группа залетает в окна, их не касаясь. Единственно, что конечно – да, внутри все это дело осыпается очень красиво.
Группа пошла, зашла, положили – всех на «фильтр». «Террористов» – кого постреляли, кого в плен. Вообще… вообще, стараются в таком случае террористов мочить – оно безопаснее. Ну, вот тебе банальная ситуация: вход группы внутрь автобуса – перед тобой стоит тело. В руках может быть всё, что угодно, от «Калаша» до гранаты. Гораздо проще не ждать его реакцию на команду «лежать!», а прислать ему две «маслины» между глаз, и на этом всё закончится. Оно так безопаснее для заложников. Кто живой – тот живой. Скажем, водилу обычно вытаскивают, с ним проще: первый номер открывает дверь, а второй номер водилу выдергивает – при этом, как правило, водила делает два кульбита и приземляется чётко на спину, дальше расслабляющий под дых – и понеслось. А потом… водитель обычно настолько офигевает, что ему навстречу вылетел БТР и перед собой он видит «бабочку» от КПВТ – малоприятное зрелище, мягко говоря – что инстинктивно бьет по тормозам. А это-то и надо.
Журналюг – «на фильтр», ну и как обычно. Мы – журналисты! Да? Пока что вы ещё заложники, причем непонятно какие, поэтому, вон следователи, они с вами разберутся. Закончили. Народ стоит, трясётся. Не от холода – а от шока. Банально, кому-то из журналистов дали сигарету прикурить – он прикурить не мог. Он не попадал сигаретой в рот, а потом не попадал по пламени. Но вот кто отличился – это белорусы. Типа – а, вот, мы не все снять смогли, а вот, можно повторить? Не тех людей эстонцами назвали… Ну, начальство морду покривило, говорит: ну, можно. А чего вы не сняли-то? А вот, мы хотим внутри автобуса поснимать. Потому что мы, конечно, видели через лобовое стекло из оперативного штаба, чего у них там происходило, но нам бы подробностей? Потому что как же вот так вот можно за 25 минут человека довести до состояния истерики так, что у него руки трясутся, молодого крепкого мужика – это знаете нам как-то очень интересно. Гм… уважаемые господа журналисты! В связи с тем, что пресс-конференция находится довольно далеко от места проведения мероприятия – просьба всем в автобус! А народ в автобус идти просто отказывается. Типа – нафиг, нафиг, мы уж лучше пешком дойдём. Уважаемые коллеги, дело в том, что ваши коллеги из Белоруссии не успели доснять – они просят повторить.
Мы думали, этих, кто доснять не успел – их порвут прямо там. Т.е. дошло до того, что мы просто собой закрывали этих белорусов, которые не успели чего-то там доснять. Типа: ребята, ребята, спокойно! Они такие же журналисты, как и вы! Не надо их бить! Не надо ручки тянуть! Не понял – вы хотите меня ударить? Не рекомендуется! Всё? Успокоились? Вот и славно.
На самом деле там до места «прессухи» было недалеко – но шли пешком. В автобус не пошел никто. Вообще. И опять-таки на «прессухе» тот же самый стандартный вопрос: господа журналисты, вы будете давать микрофон террористу для озвучивания своих угроз? Все, кто были в автобусе – в категорической форме: козлов давить, мочить, не давать!
Потом такая программа общения с журналистами сдохла. По многим причинам. Во-первых, потому что – слава Богу! – не было больше захвата заложников. Сам помнишь, после 2004 у нас тишь и гладь. Во-вторых, считается, что активная фаза КТО завершилась. И больше на моей памяти такого не было. Хотя… Летом этого года, где-то в центральной России «вэвэшники» проводили подобное мероприятие, тоже для журналистов – но там чуть-чуть по-другому все это было. Из того, что я знаю, там их просто гнали на пеший марш-бросок, на 10 км. Пинками и подзатыльниками – тоже неприятно, но это не так как было у нас. Ну… было ещё одно подобное мероприятие в 2008 году, но там случилось несколько неприятностей, и все тихо свернули. К вопросу о профессионализме, кстати – там исполнители налажали, об этом в другой раз.
Да, а с девочкой этой, ну, о которой в самом начале – смешно вышло. После «прессухи» подходим к ней, типа, а можно с вами познакомиться? Она – ой, а я не знаю, что скажет папа. Мы – ну, папа не стенка, папу можно и подвинуть. Папа оказывается рядом. Гм, лейтенант, папа конечно не стенка – но генерала подвинуть сложно. Товарищ генерал, а вы не мой прямой начальник, без проблем! Папа только крякнул: борзые пошли лейтенанты…

Из официальной прессы: «По окончании учений состоялась пресс-конференция с участием руководства МВД, антитеррористического центра (АТЦ) СНГ, ОДКБ с одной стороны, и представителями СМИ – с другой. На ней представители МВД еще раз подчеркнули, что журналисты не наблюдатели, а непосредственные участники событий, но настояли на том, что они ни в коем случае не должны мешать контртеррористам в их опасной и сложной профессии».


Честно спизжено у tiomkin.livejournal

---

Итак, что мы имеем?.. Вы — Вечный ребенок!

Вы — мечтатель, вечный ребенок в душе, наивный, доверчивый и в то же время немного пугливый. Вы любите свободу — но в меру, в пределах привычного. Любите природу — но не реальную, а ту, какоую рисуете в своем воображении. Вы влюьляетесь в мечты, забывая глядеть по стороном. И когда реальность заявляет о себе, вы порой расшибаете об нее нос. Вы остро реагируете на цинизм и пошлость, они вас огорчают и возмущают, но вы не можете ничего поделать, потому что хамски ругаться в ответ на хамство вы не умеете и не хотите, а ваши утонченные доводы не достигают сердец тех самых хамов. Вам легко попасть в приятели, но стать другом — сложно. Вы боитесь подпустить человека слишком близко к себе, потому что тот, кто вас приручит, может причинить вам боль. Вы любите порыться в себе, но не собираетесь что-то в себе менять. Бережно стираете пыль со старых воспоминаний и просроченных мыслей, любуетесь полузабытыми снами, иногда жалеете себя... Но перемен вы не хотите. Вы ждете, когда придет кто-то сильный и мудрый, кто покажет вам, где ваше место. А до тех пор вы не то чтобы не живете, но не спешите жить, бережете себя для большего. Иногда вы твердо знаете, что родились не там или не тогда, когда нужно было. Вы не хотите жить в том мире, что окружает вас, и потому ваша жизнь не слишком наполнена. Это не относится, впрочем, к вашей вымышленной жизни, к вашим мечтам. Именно в них вы и живете по-настоящему. Попробуйте поверить в жизнь! Дело не в том, что снаружи, — важно то, что внутри! Если вы поверите, что у вас есть силы, талант и желание жить полнокровно — жизнь сама развернется перед вами, как скатерть-самобранка! Вы поразитесь, когда поймете, как много волшебных возможностей упустили оттого, что уверили себя: ничего по-настоящему хорошего в реальности не случается. А тринадцатый вопрос... Что вы увидели за стеной? Стена — это смерть. Напишите, если не жалко, в комментарии, что там... Удачи!

Пройти тест

---

---

Один из моих любимейших демотиваторов!!!

---

Бендератор 2

Benderator2

Человечество в опасности... Чтобы его спасти, из будущего послали машину...
Вот только в спешке перепутали, и послали не из того будущего...)))

---

Очень интересный ресурс про время всми нами любимого товарища Сталина и кроваавой ГэБни.
Лично мне очень понравился раздел "Правда о репрессиях".


stalinism.narod.ru/s_repress.htm

запись создана: 14.10.2009 в 16:50